Они проговорили еще час с лишком. О Женевской федерации и Российской империи. О звездных войнах и выпивке. О технике и оружии. О браке и разводе. И уже подошли было к развилке: то ли переходить на баб, то ли на Лабиринт. Дмитрия больше тянуло в сторону Лабиринта. Уж больно непонятная штука… Но тут он запнулся на полуслове и молча показал пальцем на правую руку старшего корабельного инженера. Виктор взглянул и не успел испугаться: ровно десять секунд его ладони источали фантомы, нечто вроде сгустков молочного пудинга, но ему следовало попрощаться — перед смертью или шагом назад. Он буквально прыгнул в скафандр и крикнул двойнику:
— Не подохну, так жди меня по вторникам и четвергам, с шести до восьми… Можешь? — очень ему хотелось выбить страх головы «близнеца». Пусть не боится. Он не должен бояться. Стыдно бояться…
«Господи! Тебе вверяю мою душу и мое тело. Спаси, если мой срок не пришел».
— Могу, — откликнулся его собеседник.
— Отлично. Не волнуйся, я… — в то же мгновение капитан-лейтенанта как будто ластиком стерло из одной реальности и швырнуло в другую. Безболезненно. Ни «удушья», ни чего-нибудь иного из разряда неприятностей. Сидел у двойника посреди «кубатуры» его, теперь стоит в узле накопителей, ровно в той же позе, в какой… отбыл. Рука держит ноль-девятый тестер. В воздухе, что ли, висел, дожидаясь возвращения пальцев? Скафандр у ног — серебряной половой тряпкой…
А кругом — полный ажур. Блок неисправный, фактически буйно помешанный, мигает под здорового. Фейерверк вырезали из кадра, словно его и не было. Покалывает пальчики? Хрена с два. Тестер без надобности, все в порядке.
Время? Да секунда в секунду.
Будто специально ему подбросили полный набор доказательств: нет, не заснул, хотя и очень хочется спать, не «дернуло», не терял сознания. Иначе лежал бы сейчас, а не стоял, тестер катался бы у носа, а не обрел базирование точнехонько в руке, искристые и прочие суперэффекты так и плясали бы вокруг, словно тут им карнавал какой-нибудь незамысловатый, а не машинное отделение рейдера…
Старший корабельный инженер просидел с четверть часа в непобедимом мозговом ступоре. В совершеннейшей отрешенности. Надо давать извилинам отдых, иначе заюзаются до дисфункции… Потом пришел в себя, и одна мысль не давала ему покоя: «Что я обещал двойнику? Что я там наобещал?»
«Вывалиться» в его реальность по новой, как только сможет? «Мол, жди, брат, по вторникам и четвергам, календарь-то у нас один с тобой. Вечером жди, когда ты там с работы являешься?»… Потом капитан-лейтенант многое множество раз в тайне ото всех честно пытался воспроизвести свои мучения со сбрендившим накопителем. Только до такого неистовства блоки больше не доходили. Разразился, конечно, «рефрижераторный инцидент», но и тогда дверь в иные края не открылась. Напротив, Господь захлопнул ее окончательно, надоумив, как справляться с накопительным бешенством…
Куда ему было пойти с этим? К кому? К корабельному врачу? К штатному контрразведчику рейдерной флотилии? С контрразведчиками связываться Сомову папа не советовал, а родительское слово надо уважать. К врачам сам Виктор питал патологическое отвращение. Жизненный опыт подсказывал ему: пока человек сам себя не признает больным, он не болен; в худшем случае — ограниченно боеспособен. Так он и не пошел ни к тому, ни к другому. А пошел в пивную, и там, под воздействием жидкостной стимуляции мозга, набрел капитан-лейтенант на исключительно здравую мысль: надо бы поговорить с командором Вяликовым. Этот и послушает всерьез, и под монастырь не подведет. Но лучше бы потом, потом… Не сразу. Сразу-то духу не хватило. А полмесяца спустя ушел «Бентеинко ди Майо» в новый рейд; жизнь закрутилась, служба одолела, рецидивов не случилось. И… Бог с ним.
Стал тот его разговор с чудным двойником расплываться. Отходить на задний план, а там и до закулисья недалеко. И вроде бы помнил Сомов: да, все так и было. Никаких сомнений. Никакой амнезии, четкие, яркие картинки. Однако Виктор заложил их в отдаленный пласт памяти, законсервировал, — как, случается, горные проходчики занимаются консервацией первоклассных шахт, которые сейчас разрабатывать недосуг или невыгодно. Вроде бы они есть, но с другой стороны, их особенно-то и нет… Когда-нибудь, наверное, Сомов пойдет к Вяликову и выложит все, как на духу. Но ведь нет ни малейших причин торопиться…
Воспоминание скользнуло серебряной рыбкой, не потревожив мыслей. Что-то произошло четыре месяца назад, что-то там было. Было, да и кануло. Теперь Сомов недолго поколдовал над новейшей протечкой и отправился назад, на главный инженерно-ремонтный пост.