Убить миротворца

Сколько бы доказательств существования своего мира ни приводил двойник, Дмитрий допускал, что его все-таки водят за нос. Как-то очень тонко и с невероятно правдоподобными оттенками натуральности, но… за нос. Может был там космос и Сатурн… а может, один сплошной гипноз. И от такого допущения у Дмитрия буквально раскалывалась голова. «Близнец» оказался живыми воротами в совершенно другой мир; но, возможно, фальшивыми воротами. Он же мог оказаться понаторевшим в своем деле провокатором, и только дай слабинку, — бац! — окажешься в неприятном положении; следовательно, распускать язык не стоит. Но и сторониться разговоров с ним не было сил. Где, когда, кто еще покрутит перед его глазами странную калейдоскопическую игрушку чужой сказочной жизни… Больше всего путаницы «пришелец» внес в отношение Дмитрия к собственному миру. Ведь все было хорошо, почему же ему круглые сутки страшно? Беспричинный ужас ласкал его мозг, кажется, даже во сне… Параноидальный интеллектуализм. О! Параноидальный интеллектуализм… «Куда вас может завести рецидив…» Но он же знает — все в порядке. Все логично. Все так и должно быть устроено. Или не так? Дмитрий знал, почему не стоит ему заводить подобные разговоры, но никак не мог понять, отчего даже самые робкие попытки думать в этом направлении оканчиваются диким сумбуром в голове, несносной кашей из обрывочных мыслей. Он все никак не мог выстроить систему… Что оставалось? Поддерживать беседу, полностью отдав инициативу двойнику, и сторониться опасных тем.

— Что ж, Витя, давай подумаем.

— Когда у вас запретили верить в Бога?

— Я бы не стал все-таки выражаться столь радикально…

— Когда?!

— Восемьдесят второй год.

— Так. Явно, нам надо бы копнуть поглубже… Российская империя у вас ведь так и не была восстановлена? Никогда? Даже попыток не предпринималось? А, брат?

— Нет. Никаких попыток, насколько я знаю. И даже разговоров таких я никогда не слышал.

— А у нас восстановили в 2039-м. Значит, раньше. А, допустим, когда пропала она у вас? Или это в учебные программы не входит?

— Извини, но ты недооцениваешь наше образование… мое образование. Напрасно ты наносишь мне обиду…

— Да извини ты. Вспомнил год?

— Их два, этих года. Сначала была просто Российская империя, и ее переименовали в 1917 году. С тех пор ее называли Российская-Советская империя. А в 1991-м она распалась на независимые государства.

— Российская Советская?

— Или как-то так. Прости, я не помню точно. Возможно, Советская-Союзная. В 17-м произошла смена династии или нечто в этом роде.

— Переворот.

— Не исключено.

— Горбачев у вас был? А Ельченко?

— Горбачева, кажется, припоминаю… Такой… политический деятель… А вот Ельченко… Может, Ельчин? Был какой-то Ельчин.

— Вызови по чипу, у тебя над переносицей бугорок — чип?

— Да.

— Так вызови. У меня там тоже чип, только у моего микробаза по истории начинается с 2000 года…

— Вызвал. Какой-то немыслимый Ыльцын.

— Это не Ыльцын, это ленивая тупая свинья вводила информацию в базу. Ерунда получается… Ни ты толком не помнишь, ни я толком не знаю. Я же все-таки не историк. Я технарь, друг, я технарь…

Двойник помолчал разочарованно минуту или две, а потом возобновил свои попытки разобраться в деле:

— Хорошо. Предположим, до 1991-го мы — либо одно, либо очень похожи, почти не расходимся. После 2039-го мы — две разных России.

— То есть мира.

— Ну да. Остальное к России прилагается. Выходит, где-то посередине. Давай-ка еще разок… Мы вступили в Женевскую федерацию в 2027 году, а вышли в 2034-м… А вы?

— Значит, вы все-таки были с… нами… в смысле, с Федерацией?

— Семь лет. Считается самым большим черным пятном в истории России… Ты не ответил.

— Тот же 2027-й. И мы, конечно, никогда не выходили оттуда… Хотя… был Московский путч тридцать второго года…

— Интересно, но путч мы обсудим как-нибудь потом. А сама Женевская федерация у вас когда появилась?

— Об этом знает каждый ребенок. 29 февраля 2021 года в Женеве был подписан исторический документ, согласно которому…

— Ясно. Здесь сходится. Все то же самое. Великий электронный кризис?

— С тридцатого по тридцать четвертый, причем последствия, Витя, если только я не ошибаюсь, чувствовались достаточно долго после того, как был остановлен государственный хаос… Чуть ли не полтора десятилетия..

— Последствия, брат, до сих пор налицо. У вас это называли «государственный хаос»? Хм… От женевцев иного ждать не приходится. Но это нам с тобой тоже лучше бы отложить на потом.

— Нда. Да-да. Конечно.