Убить нельзя научить книга 1

Лаборатория главного корпуса отличалась от нашей только несколькими лишними метрами и окном. Также как и на моей кафедре, дальняя стена ее была выложена сейфами. Надписи на них немного отличались от тех, что я уже видела. «Кто придумал – тот и взрывается», «Осторожно! Не вздумайте применить эти формулы в домашних условиях! Если не умрете от смеха, погибнете от взрыва». «Никогда не верьте формулам в студенческих контрольных. Многим это стоило частей тела». Наши, физические показались мне интересней. … Занятие прошло не так плохо, как ожидала. К моей огромной радости, считали истлы намного лучше скандров. В поражающую силу электротока верили без экспериментов. И лабораторию разрушали гораздо скромнее. Пострадало вдвое меньше калькуляторов. Сломалось втрое меньше столов и установок. Только четыре методички отправились в последний путь – в мусорное ведро. И лишь половина расчетов потребовала моего срочного «хирургического» вмешательства. Усталая, но довольная покинула я аудиторию, чтобы заняться другими, насущными делами. … Весь оставшийся день мы с женщинами кафедры – то есть я, Лиция и Метанилла – включали защитные энергетические купола по всему корпусу. Если верить спутницам, купола пропускали только «массированный стихийный удар». Я так поняла, пробить их можно было лишь, если сотни электриков, магнетиков или водников объединят усилия. Мы приезжали на этаж и планомерно обходили аудитории, каждый раз нажимая на черные кнопочки, в углу, у самого потолка. Слова Вархара о том, что любую местную преподшу впору использовать по непрямому назначению – в качестве стремянки, я восприняла как шутку. Но в шутках проректора, как выяснилось, доза шутки не тянет даже на гомеопатическую. Ткнув пальцем в первую же черную кнопку, Метанилла, без предупреждения подхватила меня и усадила к себе на плечи. Но даже с ее великанского роста мои руки никак не дотягивались до нужной высоты. Тогда, тоже ни слова не говоря, Лиция подскочила и посадила Метаниллу к себе на плечи. И, что удивительно, ни та, ни другая, даже не шелохнулась. Словно держала на плечах годовалого ребенка. Цирк Дюссалей уже разорвал бы все контракты, вернул зрителям билеты и уехал опозоренным. Женщины-скандры поражали мое воображение все сильнее. Увы! Даже такой акробатический этюд не помог нам добраться до волшебной кнопки в совещательной аудитории. Меня поставили на пол. Лиция кивнула Метанилле, и та подозрительно огляделась вокруг. «Мадам страшила» схватила со стола заведующего кафедры увесистый булыжник. Я еще долго гадала – зачем он тут, с какой целью лежит рядом с лампой. Камень напоминал те, что привозят с моря туристы – гладкий, опоясанный белыми кольцами. И я предположила, что этот сувенир оставил кто-то из предшественников. Счастливо уволенные из Академии, вряд ли захотели бы вернуться сюда за забытым добром. Даже не так. Под страхом смертной казни вряд ли кто-то из них вернулся бы сюда не то чтобы за сувенирным булыжником, даже за миллионом долларов или стопкой золотых слитков. «Мадам страшила» задумчиво взвесила камень в руке и кивнула Лиции. Тут бы мне насторожиться. Но усталость, как всегда, в самый неподходящий момент, вырубила внимание напрочь. Метанилла лихо замахнулась и… булыжник взмыл в воздух. Чуть-чуть не долетев до кнопки, ухнул вниз, прямо на голову неудачно заглянувшей к нам лаборантки. Она ойкнула, упала и выронила вазу с цветами. Огромные ромашки рассыпались у ног лаборантки вперемежку с глиняными черепками. Вода выплеснулась на пол, анакондой вытянулась в стыке плит и резво подползла к ногам Лиции. Та, как на грех, искрилась удивлением – во всех смыслах слова. Ток прошел по луже, по стене, и привычное мне горизонтальное пламя элегантно заскользило к кнопке. Словно нарочно в аудиторию заглянул электрик. По данным инфополя, леплера Федерикка Паструма музыка ветра Мастгара осчастливила карандашами в прическе. А еще пилками для ногтей, и скальпелями. Зачем они хранились в лабораторном шкафу, одному Езенграсу ведомо. Теперь электрик ходил по кафедре только в металлической строительной каске, на резинке от треников. И лишь время от времени приподнимал головной убор, оттягивая резинку, чтобы почесать затылок. Парадокс, но лицо Федерикка было самым женственным из всех, кто окружал меня в аудитории. В руках он традиционно мял оригами. То ли это успокаивало нервы, то ли дарованная Федерикку Мастгаром прическа гейши все же подействовала на мозг электрика. И он внезапно обнаружил в себе неукротимую тягу к японской культуре. – О! Горящая проводка! – весело констатировал Федерикк, подмигнул мне здоровым, ярко-голубым глазом и ткнул пальцем в пожар. Кто-то мог предположить, что другой глаз электрика все время смотрит куда-то вправо из-за удара тока. В прямом смысле слова из-за профессиональной деформации. Но из кладовой инфополя уже поступили сведения о том, что виной тому деформация от удара Суггурда. На заре своей карьеры в Академии Федерикк имел неосторожность отправиться с преподом-мельницей в столовую. По дороге туда он и заработал свое увечье, в дополнение к еще нескольким мелким повреждениям. Легкому сотрясению мозга, перелому челюсти и контузии. Что не помешало ему сначала плотно пообедать, и лишь затем на неделю слечь в медкорпус. Федерикк постоял несколько минут, любуясь на то, как языки пламени, задорно искря и трогательно потрескивая, подбираются к кнопке. И, почесав под каской затылок, резюмировал: – Придется тушить. Глазом моргнуть не успела, в руках Федерикка откуда ни возьмись, появился огнетушитель, в пол человеческого роста. И даже не струя, бурный поток пены ударил в стену. Сравнить с ним можно было разве что водопад, организованный Вархаром в мой первый рабочий день в Академии. С тех пор я усвоила – тут ничего не делается наполовину. Если тушат, то не только стены, но и горячие головы. Если свистят, то до полного сноса крыши коллег и студентов, а также сноса всего, что попадется на пути. Если лечат, то до «полного и безграничного исцеления» и… остаточного заряда. Если раздевают взглядом, то догола. А уж если обещают выбросить кого-то в окно, то выбрасывают в ближайшие сутки. Огнетушитель изрыгал пену битых двадцать минут. Пламя давно погасло, жалобно выбросив в воздух струйку серого дыма. Но Федерикк держал огнетушитель как автомат и приговаривал: – Видали? Сжиженная пена. Размеры минимальны, а сколько удовольствияяя… Когда пена иссякла, а вместе с ней иссякло и удовольствие электрика, я растерянно оглянулась в поисках спутниц. Лицию и Метаниллу как ветром сдуло. Я уже собиралась лишить их премии за дезертирство. Где же это видано? Бросить начальницу наедине с маньяком-пеноманом? Но вовремя заметила, что гора пены, с человека высотой, подмигивает четырьмя до боли знакомыми глазами. Метанилла первой вырвалась из пузырчатого плена, Лиция – второй. Преподши отряхнулись так, что Федерика засыпало по макушку, и мадам страшила немедленно вернула себе булыжник. – Сто-ой! – крикнула я. Но сразу поняла – не остановить мне воинственного скандра на пути к мечте. Метанилла метнула взгляд в непокорную кнопку, а следом за взглядом метнула в нее и камень. На сей раз снаряд достиг цели. Кнопка зажглась синим светом – купол включился. – Видали? – гордо вскинула голову преподша. Но камень и не думал завершать свое путешествие. Бомм… Боммм… Казалось, где-то рядом зазвонил колокол. Я огляделась и заметила, что полосатый булыжник стекает с пенной горы. Еще недавно она подмигивала нам единственным способным на этот подвиг глазом Федерикка. Но теперь как-то вся растеклась, и новый звон возвестил о встрече каски электрика с плитами пола. Я уже хотела броситься Федерикку на помощь. Но добрая Лиция, стряхивая с себя пузырчатую шубу, решительно подула на него. От сногсшибательного ветра в ее щербинки, уже почти поднявшийся Федерикк, рухнул на пол, как подкошенный. Колокольный звон повторился. Несколько раз электрик наворачивался снова, и колокол продолжал звонить и звонить. Оставив надежду уйти от нас на своих двоих, Федерикк встал на четвереньки. Всего три раза растянулся он на пути к спасению – к двери аудитории. А когда скрылся за ней, мы услышали многоэтажные пояснения, что уж лучше пять раз попасться на пути свиста Мастгара, чем один раз – на нашем пути. Мы поразили Федерикка в самое сердце. Когда все до единой кнопки засияли синим, у меня болели даже те мышцы, о существовании которых не подозревали самые передовые биологи перекрестия миров. Но неутомимые женщины-скандры оставались бодры и энергичны. И, конечно же, вызвались проводить меня до комнаты. Если бы у меня только осталось хоть немного сил – душевных и физических. Я послала бы их… проверить отчеты, или просто сбежала – не впервой. Но ноги категорически отказались от такой тяжелой работы, и трижды споткнулись, бессовестно угрожая опрокинуть меня на пол. Сила духа оставила меня еще в тот знаменательный момент, когда «мадам страшила» метала камень в кнопку. И я угрюмо побрела, зажатая между двумя женщинами-скандрами, как в стальных тисках. Слава богу, Лиция не пыталась завести беседу. Зато за двоих оторвалась Метанилла. Всю дорогу «Мадам страшила» рассказывала мне историю трех студентов. И периодически, для пущего эффекта, вновь изображала суслика в дозоре. – Каждое утро после включения куполов они приходили на занятие без одной части тела, – заговорщически шептала Метанилла. – Сначала они пришли без правой руки. Затем без левой. Потом они пришли без правой ноги. Потом пришли без левой. Спрашивать, как можно прийти без ног, я не рискнула. Чем быстрее закончит Метанилла свою сказку, тем лучше для моих расшатанных нервов. – Потом студенты пришли на занятия без правого уха, – восторженно продолжала «мадам страшила». – Потом пришли на занятия без левого уха. А потоом, – она выдержала театральную паузу и закончила на минорной ноте, то есть почти басом: – Потом другие студенты клялись, что видели их призраки. Те блуждали поодаль от купола, держа в руках головы и ноги. Предупреждали всех, не подходить к границе. Будто бы оттуда вылезает энергетический монстр и сжирает всех, кто слишком приблизился. По счастью, моя чугунная голова уже почти ничего не воспринимала, и у рассудка появились шансы остаться в целости и сохранности. Лиция же так весело улыбалась, словно Метанилла всю дорогу травила анекдоты. И я поняла, что возвращаться домой в обществе Вархара и Драгара – далеко не худшее из зол. На этой чудесной ноте, едва держась на ногах, я зашла в свою комнату, нахлопала приглушенный свет и чуть не сползла по двери от удивления. В кресле, за моим письменным столом восседал… Вархар. И улыбался Чеширским оскалом. – Жива? – поинтересовался проректор, угрожающе приподнимаясь и шагая навстречу. – Ппочти, – растерянно произнесла я, судорожно ища пути к отступлению. Мы не встречались с момента знаменательной сцены в кабинете Езенграса. Тогда я дала слабину. А теперь начала всерьез опасаться, что Вархар принял ее за согласие на все и во всех позах. Страх придал мне силы, открыл второе дыхание. Сердце забарабанило в ушах строевой марш. Я выскочила на кухню… снова обомлела. На круглом деревянном столе стояли чайник и чашка. Одна! Не две, как можно было предположить. Из чайника упоительно пахло мятным чаем, а из микроволновки так тянуло жареной курицей, что мой желудок громко высказал благодарность Вархару. Проректор услышал, но виду не подал. Пока я ошарашенно оглядывалась, Вархар вошел на кухню. В два шага очутился рядом, придерживая за талию, но, не прижимая, как опасалась. – Успокойся, Оленька, – негромко произнес Вархар. Голос его звучал так мягко и ласково, что меня окутало почти кашемировым теплом. Колени ослабели, а тело уже даже не предало, сдалось на милость победителя. И настоятельно требовало прижаться к воинственному скандру, успокоиться на его широкой груди. А-ах! Была не была! Если что шаровые молнии у меня в загашнике! Я обняла Вархара за шею и спрятала лицо на его груди. «Ой» – впервые за наше знакомство речь проректора ограничилась таким коротким нечленораздельным возгласом. Даже вечернее платье он приветствовал намного длиннее. Вархар недолго помедлил и осторожно погладил меня ладонью по спине. Но спустя еще немного времени ласки его стали настойчивей и спустились ниже. Пятерня Вархара поглаживала мои бедра, а тело недвусмысленно намекало на то, о чем я подумала, зайдя в комнату. Я напряглась, но скандр отпустил и отступил на несколько шагов. – Отдыхай, Оленька. Считай, на бой ты меня напутствовала, – сказал очень тихо и хрипло. Улыбнулся уже не Чеширским оскалом, а своими невероятными вишневыми глазами и стремительно вышел вон. … Я перекусила, выпила чаю и собиралась ложиться спать, но в дверь настойчиво застучали. Слася. То ли подсказало инфополе, то ли ее фирменный стук – три коротких, перерыв, снова три коротких и контрольный удар ногой. – Заходи, – пригласила я мрагулку. Слася не вошла – влетела. Бросилась на кухню и оттуда спросила: – Можно мне мятного чая? – Конечно, пей, – предложила я и присоединилась к мрагулке за столом. Слася залпом осушила три чашки и только после этого сообщила: – Я слышала разговор двух наших медиков. Они говорят, если сестер не вылечить в ближайший месяц, они окончательно спятят. А потом и вовсе умрут, – Слася налила себе еще мятного чая, и нахмурилась. В груди екнуло, руки затряслись, и я едва не выронила чашку с ароматным напитком. – А когда твоих сестер похищали? – одеревеневший язык едва ворочался. – Два с половиной года назад, – огорошила Слася. Так… Значит и у Алисы осталось совсем мало времени! Господи! Только бы у них получилось! В ушах застучали противные молоточки. Я похолодела, зябко поежилась. – А что еще говорили медики? – Голос сорвался, я непроизвольно втянула голову в плечи. – Про вашу сестру? – потупилась Слася, трогательно спрятав ладони между коленей. – Простите, не хотела выведывать вашу тайну. Случайно вышло, – она уронила взгляд на стол и затихла. – Медики упоминали ее и моих сестер в связке. Ну вы понимаете… их ведь один и тот же крипс… хм… заставил… Я погладила мрагулку по плечу и как можно ласковей произнесла: – Не переживай. Ты со мной поделилась. Считай, я сама тебе рассказала. Слася грустно улыбнулась и вздохнула: – Надеюсь того гада поймают.