Убить Вампира-Завоевателя

— Ты не должна быть рядом со мной.

Это правда, прошептал голос у меня в затылке. Но опасность заключалась не в нем. Опасность была во мне — или, может быть, в чем-то еще большем, естественном напряжении масла и огня.

На этот раз я не стала отвечать на этот вопрос. Вместо этого я сделала еще один шаг.

Это был достаточный ответ.

Мы долго стояли рядом в тишине, остро ощущая присутствие друг друга и ничего не говоря. И в то же время сказали все — потому что просто стояли здесь, рядом друг с другом, наши плечи находились на расстоянии дюйма, и это было наполнено смыслом.

— Глупо было с твоей стороны поставить себя, истекающую кровью, рядом с кучей раненых вампиров, — сказал он наконец.

— У тебя забавный способ сказать спасибо.

Такт. Взгляд. И затем, более спокойно:

— Спасибо. За то, что помогла им.

— Спасибо, что спас мне жизнь.

— Сначала я не был уверен, что спас. — Это заявление прозвучало со странным холодком, который исчез прежде, чем я успела почувствовать его слишком близко.

Затем он добавил, задыхаясь:

— Слишком много, я не смог.

Его голос заставил меня вспомнить крики Эреккуса. Такие звуки преследуют человека всю оставшуюся жизнь.

Я сказала:

— Я искала, но не смогла найти Эреккуса.

— Он ушел.

— Ушел?

— Ему нужно было побыть одному. Я не в силах его остановить.

— Сколько лет было его малышке?

— Десять.

Боль в груди.

— Молодая.

— И все же, что за жизнь была у нее за эти десять лет? Все это время она провела…

Голос Атриуса прервался.

Затем он повернулся ко мне, глаза блестели, рот искривился в усмешке.

— Тебя не должно быть здесь, — повторил он.

Но я снова подошла ближе. Прижала руку к его груди, к хлопковой рубашке, испачканной потом. Далеко под моим прикосновением извивалось его проклятие.

Я не хотела сочувствовать ему. Я даже почти не думала об этом. Когда мы с Наро пробивали себе дорогу к выживанию через худшие времена Пифорайских войн, мы так много потеряли. Вначале, когда погибли наши родители, люди говорили, Мне жаль. А потом прошли годы, трупов стало больше, и никто уже не просил прощения. Потеря стала просто еще одной несправедливой частью жизни. Никто не нуждался в банальностях. Когда умерла моя сестра, люди давали нам хлеб. Это было гораздо полезнее.

Тогда я чувствовала себя такой одинокой. Теперь, став взрослой, я понимала, что люди отдалялись не потому, что не чувствовали нашу потерю, а потому, что чувствовали ее слишком сильно. У них не было места для большего. Я думала, что, возможно, однажды я тоже перестану ее чувствовать. Возможно, однажды она исчезнет. Арахессены обещали мне, что так и будет.

Но это так и не произошло.

Может быть, Зрячая Мать обманула меня. Может, я просто никогда не была достаточно хороша, чтобы стать Арахессеном. Но правда оставалась правдой. Прошло пятнадцать лет, и теперь я была зла, как никогда. Еще злее. И сегодня я чувствовала потерю Атриуса так же сильно, как и свою собственную.

И я просто не могла больше.

Я. Просто. Не могла.

— Почему? — сказала я. — Ты думаешь, я боюсь этого? Боюсь тебя? Как будто я не ощущаю самые темные части тебя каждую ночь. Как будто я не узнаю…

— Ты узнаешь это, потому что чувствуешь это так же сильно. — Его слова были жесткими. Сплошное обвинение с острыми краями. Странно, что под такими жестокими словами скрывалась такая нежная привязанность. Как будто он бросал мне вызов, чтобы я встретилась с ним на этом самом сложном участке, где было больно, где было столько же злости и сокрушений, сколько было у нас.

Это было неправильно с моей стороны.

Но я тоже этого хотела.

Его рука коснулась моей груди, отражая мою на своей, и мое сердце забилось быстрее и сильнее под его кожей.

— Вначале я сомневался в тебе, — вздохнул он, приблизив слова к моему лицу. — Я сомневался, почему Арахессены позволили тебе уйти. Но теперь я понимаю, почему они не хотели тебя брать. Потому что ты такая же, как мы. Так же проклята прошлым. И это проклятие продолжает накладываться, не так ли?

— Ты прав. — Мой рот искривился в усмешке без моего разрешения — я стиснула зубы, не соглашаясь со словами. Я думала, что мне будет стыдно признаться в этом самой себе. Но это не так. Я чувствовала себя так блаженно свободно. — Я понимаю тебя. Я так же сломлена. Такая же злая. Я ненавижу их так же сильно. И ничто не исправит этого. Ничто. Когда-то я думала, что это может сделать богиня. Но я ошибалась.

Я боролась с желанием взять слова обратно, как только они слетели с моих губ. Но это было из чувства вины. А не потому, что я не чувствовала, что это правда.

Под моей ладонью проклятие внутри него пульсировало, словно пораженное.

— Но я думаю, ты и сам это знаешь, — пробормотала я. — Все о богинях и невыполненных обещаниях. Не так ли?

Он рассмеялся, злобно, словно разрывая плоть.

— Хочешь узнать правду, Силина? Есть ли в твоем сердце место для еще одной темной истории?

Он дразнил меня. Как будто его насмешливый тон мог прогнать меня. Он ошибался.