Убить ворона

– Самого настоящего преступления, как вы и изволили его справедливо квалифицировать. Я руководствуюсь вашими же словами, зафиксированными в протоколе, вами подписанном. Вы изволите называть крысу преступлением, из чего явствует, что друг ваш был сообщником преступления, даже организатором, если не ошибаюсь. Ведь он был вас старше?

– Ну, старше, – неуверенно отвечал Чирков.

– Я, должно быть, верно предполагаю, что он состоял воспитанником того же детского дома в Яхроме, что и вы?

– Да какая разница, – стал раздражаться Чирков. – Пацаны мы были, что вам крыса эта далась? Я это все рассказал, чтобы ему рыло утереть, – Чирков сделал нетерпеливый жест в сторону Болотова.

– Вы извольте ваши физиогномические наблюдения до поры оставить, – притормозил Меркулов готовый прорваться поток брани со стороны подследственного. – Осмелюсь предположить, что в анналах детского дома сохраняются некоторые сведения, которые прояснят нам личность вашего загадочного друга.

Чирков раздвинул рот в недоброй улыбке:

– Это вам «мамка» Надя рассказала бы, да только она уж четвертый год за меня в небесах Бога молит, от вас, легавых, меня отмазывает.

Меркулов замолчал, что-то обдумывая, потом кивнул:

– Да, вы правы. За давностью лет, пожалуй, мы этот факт не уточним. Что же… а вот вы давеча говорили, что свидетелей убирали, друзей спасая. Мысль о «друзьях» я отметаю, как ни с чем не сообразную, и позволю себе пофантазировать опять про друга – вы мне простите такую игру воображения?

Чирков неотрывно смотрел на Меркулова. Болотову показалось, что бандит побледнел.

– Вы изволили умертвить жестоким образом несколько душ, но милосердие и вам не чуждо. Вы пощадили ребенка, мальчика. Ваш рассказ был настолько трогателен, что мне захотелось поглядеть на него, на этого птенца – что с ним сейчас. И представьте себе – очень, очень впечатляющая была встреча. Представьте себе – и он вас не позабыл…

– Да что ты в душу лезешь, блядь легавая?! – взревел Чирков, срываясь с места.

Болотов молниеносно схватил его, заломив руки, уже в угрожающем по отношению к Меркулову расстоянии. Чирок, мешая общеупотребительный мат и тюремный жаргон, повалился на пол, дергаясь и визжа. Меркулов все так же серьезно, не переменяясь в лице, смотрел на него. Как случилось, что этот сильный, даже мощный духовно человек мог опуститься до жалкой истерики, с воплями, едва не со слезами? Конвойные потащили его к выходу.

– Вы знаете, – сказал Меркулов, когда дверь за Чирком захлопнулась, – на что я обратил внимание? Все детдомовские – ну, какие мне встречались, я не знаю, может, есть и другие, – слабы на слезы. Все легко плачут. Да-да.

Болотов молчал. Меркулов вынул белоснежный платок и отер лоб.

– А вы что, правда с этим мальчиком связались? – спросил Болотов, осмысливая происшедшее.

– Нет еще. Но теперь понимаю, что стоит. Там есть где собаке порыться. Как это он нас аттестовал? Бляди легавые? Броско, хотя и неправда.

Болотов посмотрел, как скомканный платок вернулся в карман.

– Ты слышишь, сука, ты слышишь, урод плешивый, – рычал Чирок адвокату Леониду Аркадьевичу Сосновскому на проходившем позднее свидании адвоката с подзащитным – я должен быть на свободе, завтра же, завтра!! Ты понял, ублюдок? Считай часы, пока сидишь на собственной жопе – завтра сядешь на нары!…

Леонид Аркадьевич задумчиво молчал.

Турецкий уже собирался выйти из кабинета Сабашова, кода зазвонил телефон. Александр, погруженный в раздумья о последних событиях, подошел не сразу. Почему-то после отъезда Сабашова на душе стало как-то муторно и пусто.

Телефон все звонил и звонил, а Турецкий взял со стола фарфоровую бутылку, плеснул в стакан, залпом выпил и только после седьмого или восьмого сигнала взял трубку. Послышался мужской голос:

– Александр, это ты?

Турецкий не сразу узнал голос Меркулова.

– Я. Как дела?

– Да чудо, что такое.

Турецкий еще больше напрягся.

– Слушай, старик, бросай это дело, – глумливо сказал Меркулов.

– Что? – переспросил Александр.

– Бросай это дело, – повторил отчетливо собеседник.

– Что ты имеешь в виду? – В голосе Турецкого послышался холодок, сразу распознанный в столице.

– Ты не понял, это цитата. Это сегодня услышал я и, как понимаешь, спешу передать тебе. Добрые вести не лежат на месте.

– То есть уже прозвучало?

– Да. К чему я в общем-то был готов.

– Я тоже.

Сегодня Меркулова одолели звонки. Первым позвонило довольно значительное лицо, издавна претендовавшее на приятельские с ним отношения. Лицо дружелюбно расспросило о делах и, в частности, затронуло вопрос о Новогорске. Прослушав довольно краткую сводку Меркулова, лицо кисло сказало: «Зачем вам соваться в это дело? Это крест военной прокуратуры. Вам только лишняя морока…»

– Помнишь, от кого я последний раз это слышал? – спрашивал сейчас Меркулов Турецкого.

– От меня, – хмыкал Александр.