Иногда выплескивается нечто новое, или находится клад, или нумизмат, не очень разбирающийся в том, что у него есть, этакая «не продвинутая клетка», продает за бесценок, или меняет на хлам нечто уникальное — и начинается процесс перераспределения. Тут уже более уместна аналогия с высокоэнергичной частицей космических лучей. Одна-единственная частица, влетев в атмосферу после столкновения, порождает ливень вторичных, третичных, четвертичных частиц, захватывающих целые гектары. Так и раритетная монета, имеющая большую стоимость, попадая в продажу, может привести к тому, что некто, давно на нее целившийся, продаст большое количество монет ценностью поменьше, чтобы высвободить средства. А те, хоть и для него имеют не слишком большую ценность, очень важны для собирателей рангом и возможностями пониже — и они, в свою очередь, многократно повторяют процесс, пока он не затихнет в мелких покупках монет третьей или четвертой волны, на карманные детские деньги, заработанные или полученные от родителей.
Если продолжить аналогию с частицей, энергия первой частицы перешла в тепло. Только в нашем случае, — писал доктор Шмудтциг, — сама частица не исчезла, а затаилась, как огромная гора питательных веществ у какого-то микроорганизма. И эта гора, скорее всего, находящаяся у анонимного микроба, самим своим существованием искажает происходящее. Шанс ее заполучить заставляет шевелиться, тратя энергию, целые колонии микроорганизмов. Некоторые микробы, более «продвинутые» в смысле переработки энергии, осваивают фотосинтез, начиная синтезировать нужные вещества из общедоступных веществ и энергии солнца. Они отличаются от иных микробов по химизму и не могут сосуществовать, не создав предварительно множество барьеров, скрывающих эти различия. Как не уживаются анаэробы и аэробы.
В нумизматическом мире это изготовители поддельных монет.
Нет, не фальшивых монет — те делают, когда исходная монета ценна содержащимися веществами. Например, в ней 1 грамм золота, а ты делаешь на вид такую же монету, но в ней 0,8 грамма золота. А купить на нее можно, если повезет, как на ту, в которой 1 грамм.
Поддельная монета — это совсем другое. Это когда у вас есть раритет, за который реально ничего купить нельзя. Например, пробные двадцать копеек СССР чеканки 1958 года — точь-в-точь, как двадцать копеек 1961 года, только выпущенные на пробу, с другой датой и имеющие стоимость у коллекционеров никак не совпадающую и не совпадавшую с номиналом, даже когда эти деньги были в ходу. Изготовителю подделок имело смысл затратить на производство такой монеты средств гораздо больше, чем ее номинал — все равно окупится.
Естественно, таких «умельцев» нумизматический мир отторгает, если сможет опознать. А если не сможет, то в ходу появляется еще одна раритетная монета. И если брать по большому счету, то все в выигрыше. Потому что, подумайте, кому сделал плохо изготовитель поддельной монеты такого качества, что невозможно отличить ее от исходной, и удачно ввел ее в оборот, так что она уже поменяла несколько владельцев, оставив след в истории… Кому от этого плохо? В случае фальшивой монеты еще как-то понятно, вдруг банк начнет принимать их с анализом, или по весу, и обнаружится, что на руках у вас просто нечто с заниженной покупательной способностью, или вообще без нее. А в случае поддельной монеты? Ее стоимость полностью субъективна, и если субъективные условия соблюдены, то она вполне имеет право на существование.
Да, но как же обстоятельства происхождения? — задается вопросом доктор Шмудтциг.
У вас что, есть машина времени, чтоб его точно установить? — Отвечает он сам себе и читателю-нумизмату. Если появился бы способ каким-то образом непогрешимо точно отделять нумизматические зерна от нумизматических плевел, то может оказаться, что половина вашей коллекции — это те самые плевела, удачно встроенные в процесс лет пятьдесят-сто назад. И вы будете настолько честны, что это признаете? Или придумаете отговорку, что монеты, подделанные так давно, тоже теперь раритеты? А позвольте спросить, как давно? Чем сто лет лучше ста дней, с точки зрения изготовления металлического кругляша? Но тут мы снова возвращаемся к вопросу — чем неотличимые экспертами друг от друга две монеты разнятся, если известно, что та, что справа шестнадцатого века, а та, что слева, только вчера была извлечена из цикла искусственного старения?
А если вы отвернетесь, и кто-то их перетасует? Они обе сразу станут хуже? Или наоборот?..
— Ну, да, про подделки тут хорошо написано…
— Простите? — Виноградов поднял взгляд на соседа и сообразил, что тот уже давно смотрит в экран его электронной книги.
— Хотя и так понятно, что это самое выгодное — продать подделку за оригинал. Тут прибыль максимальна, поэтому некоторые ребята предпочитают не книжки читать, а делом заниматься… — Живчик улыбнулся каким-то своим, безусловно, приятным воспоминаниям, и продолжил: