Убью кого хочу

Я не ответила. Что-то недоброе витало в воздухе – трудно определить что – и это неопределимое нечто постепенно наполняло меня дурным предчувствием. Миронов по-прежнему стоял у ворот, на манер Гамлета прислонясь к дверному косяку, стоял и поедал нас глазами, будто ждал чего-то. Шестеро гномов, низко опустив головы над корытом, скребли листья петрушки. Девчонки из нашей бригады не пели, не болтали, а молча запихивали в банки огурцы с таким сосредоточенным видом, как будто от этого дела зависело как минимум светлое коммунистическое будущее. Чешские красавицы Пониже и Повыше казались и вовсе мрачнее тучи. Пришел бригадир Копылов, глянул на спящую Ольку, но почему-то ничего не сказал, только хмыкнул, покачал головой и двинулся дальше.

Наконец я не выдержала и отправилась к автоклавам. Когда очень боишься чего-то неотвратимого, лучше бежать не от него, а навстречу. Например, как можно скорее объясниться с Сатеком, а заодно и выяснить у него, что, черт возьми, происходит. Увидев меня, Сатек вскочил:

– Ты здесь? Я был уверен, что…

– Подожди, Сатек, – поспешно прервала его я.

Если очень стыдно, полезно сразу забирать инициативу в свои руки.

– Сатек, прости меня, если можешь. Я сама не знаю, какая муха меня вчера укусила…

– Тебя укусила муха? – встревожился он. – Еще и так?

– Да нет, это просто так говорится. Когда человек ведет себя плохо. Просто ужасно себя ведет. Как я вчера. Прости, пожалуйста. Я больше так не буду.

На его обеспокоенном лице промелькнула улыбка.

– Будешь, – возразил он, – еще как будешь. Потом, когда поймешь, что к чему.

– Пойму что? – удивилась я. – Я уже все поняла. Мое вчерашнее поведение было совершенно…

– Поймешь, что он тебе не нужен, – убежденно проговорил Сатек. – Что он пигмей, а ты императорка. Императорке не нужен пигмей.

– Сатек, – начала я, но он отрицательно мотнул головой.

– Подожди, Александра, об этом будем говорить потом. Обязательно будем. Сейчас скажи, как она?

– Кто?

– Как кто? Оля. Как Оля?

Я пожала плечами, напрасно силясь понять, при чем тут Ольга.

– Как-как… – как обычно. Спит на ватнике. Во-он там, под колонной. А что?

– Так вы ничего не знаете? – воскликнул Сатек и потер ладонью лоб, словно внезапно осознав что-то. – Про Райнеке… ничего?

– Да что случилось? Говори толком…

– Утром Райнеке избили, – он положил руку мне на плечо. – Не бойся, не до смерти. Но сильно. Лицо в кровь, нос сломан. Зубы выбиты два. Ребра тоже треснуты.

– Кто избил? – зачем-то спросила я, хотя точно знала ответ.

– Неизвестно… – отвернувшись, пробормотал Сатек. – Он не видел. Ему мешок на голову поставили. Когда утром шел после двора. Там, у входа, который сзади…

– Миронов, сволочь… – выдохнула я. – Бедная Олька…

Перед моими глазами мелькали красные круги, обеспокоенное лицо Сатека дрожало и расплывалось, как в комнате кривых зеркал. Он придержал меня за локоть.

– Куда ты, Александра?

– К ней, к Оле. Надо ей как-то сказать. Лучше я, чем кто-то другой. Пусти…

Ольга спала совсем по-детски, подложив под щеку ладошку. Наверно, она почувствовала, что я наклонилась над ней, потому что слегка причмокнула и улыбнулась. Наверняка, сон был хорош, сладок, и я помедлила, прежде чем потрясти подругу за плечо. Ольга недовольно поморщилась, но глаз не открыла.

– Олюня, – тихо сказала я. – Вставай, Олюня.

– Спать хочу… – пробурчала она. – Ну их, твои огурцы…

Я потрясла немного сильнее.

– Олюня, вставай. Что-то случилось. Что-то плохое.

Ольга рывком села на ватнике.

– Что такое? Что? Райни? Что-то с ним?

– Райнеке… – кивнула я. – Сатек говорит, его избили. Как видно, под утро, когда он возвращался в школу. Во дворе.

– Где он?

Я пожала плечами. В самом деле, где он сейчас? Наверно, в больнице. У кого бы спросить?

Ольга вскочила на ноги.

– Куда ты, Олька?

– Как куда? – она посмотрела на меня сумасшедшими глазами. – К нему, куда же еще…

Мне было ясно, что нельзя отпускать ее одну в таком состоянии. Когда мы выбегали с заводского двора, Миронов отлепился от косяка и заступил нам дорогу. Мерзавец разве что штаны не обмочил от удовольствия: он наконец-то дождался желанного представления и теперь радовался вовсю.

– Что случилось, товарищи? Почему вы покидаете рабочее место в разгар трудовой смены? Есть освобождение?

– Где он? – спросила я, подходя вплотную.

– Кто? – свинячьи глазки исходили гадостным наслаждением, как помойка миазмами.

– Не играй со мной, Миронов. Где он, в больнице?

Он изобразил расстроенный вид:

– Ну вот, опять угрозы… Так и запишем. Зря ты в бутылку лезешь, Романова. Видишь же, за мной не заржавеет… А что до фрица этого, то зачем уж сразу в больничку? Ну, помяли немножко, харю расквасили, поучили, теперь умней будет… И кое-кому тут тоже пора поумнеть!

Последнюю фразу Миронов уже прокричал нам вслед.

– Не в больнице – значит, не так страшно, – проговорила я на бегу.

Ольга молчала, закусив губу и глядя перед собой все с тем же безумным выражением. Мы добежали до школы, взлетели вверх по лестнице и ворвались в комнату немцев.

– Господи, боже мой… – прошептала Ольга, останавливаясь в дверях.