Читаем Убю король и другие произведения полностью

Однако сейчас у меня нет и камертона. Представьте себе, каким потерянным должен чувствовать себя человек, выброшенный за пределы пространства и времени без часов, мерной линейки и камертона. Наверное, именно это состояние и можно назвать смертью.

Но на помощь мне пришли воспоминания о ваших наставлениях и моих прошлых опытах. Поскольку мне довелось очутиться попросту НИГДЕ — или ГДЕ-ТО, что в данном случае одно и то же, — я отыскал все необходимое, чтобы изготовить кусок стекла, в чем мне изрядно помогла встреча с множеством всевозможных бесов, среди которых был и Распределитель Максвелла, систематизирующий по группам разные типы скорости в повсеместно и непрерывно распространенной жидкости (вы это называли, помнится, твердыми упругими микротелами, или молекулами), которую прихотливое желание представило мне в виде силиката алюминия. Я провел все необходимые линии и зажег две свечки, на что потребовалось некоторое время и упорство, ибо работать мне пришлось, не имея при себе даже кремниевых инструментов. Передо мной предстали две шеренги привидений, и желтый призрак возвратил мне мой сантиметр благою силой цифры 5,892x10-5.

Сейчас, когда вы пребываете в добром здравии, окружены уютом и ступаете по твердой поверхности — как я когда-то, следуя давно атрофировавшейся привычке, ибо сейчас я с гордостью ношу на себе одну миллиардную земной окружности вместо того, чтобы попирать ногами эту полую сферу, не в силах справиться с ее притяжением, — пожертвуйте частью своего времени и ознакомьтесь с некоторыми моими наблюдениями.

Вечность представляется мне легчайшим эфиром, заполняющим собою все, что лежит по ту сторону горизонта — эфиром бездвижным и, следовательно, лишенным отсветов, всего этого вульгарного сияния. Светящийся эфир я счел бы без толку вертящимся по кругу. И вслед за Аристотелем („О небе“) я полагаю, что вечность следует теперь именовать ЭФИРНОСТЬЮ.

С первого взгляда светящийся эфир, как и мельчайшие частицы материи — а уж ее-то я теперь сумею отличить, мое астральное тело снабжено отменными патафизическими глазами, — может показаться конструкцией из негнущихся реек на шарнирах и маховиков, приводимых в движение ускоренной ротацией и на одной из этих реек закрепленных. Таким образом, вся эта система в точности соответствует идеальным математическим условиям, сформулированным Навье, Пуассоном и Коши. Более того, она представляет собой упругое твердое тело, способное определять магнитное вращение плоскости поляризации света, открытое Фарадеем. Свободное время, образовавшееся у меня после смерти, я намерен посвятить тому, чтобы помешать всей этой конструкции вращаться, а впоследствии и вовсе низвести ее до состояния банальных пружинных весов.

Кстати, мне думается, что строение этих пружинных весов — или даже самого светящегося эфира — можно было бы значительно упростить, заменив эти шарнирные гиростаты системой циркуляции бесконечно великих жидкостей через отверстия в бесконечно малых твердых телах.

Эти модификации не повредят ни одному из его свойств. На ощупь эфир показался мне упругим, как желе, и податливым, будто шотландский сапожный вар».

XXXVIII

О солнце, холодном твердом теле

Второе письмо лорду Кельвину

«Солнце представляет собою шар — ледяной, жесткий и однородный. Его поверхность разделена на квадраты со стороной в один метр, служащие основанием для перевернутых продолговатых пирамид с винтовой нарезкой, вытянувшихся на 696 999 километров — так, что кончик оказывается ровно в километре от центра Земли. Каждая такая пирамида крепится гайкой, и ее устремление к центру, будь у меня время, повлекло бы за собой вращение лопасти, установленной на ее верхней части и погруженной на несколько метров в вязкую жидкость, которой покрыта вся поверхность звезды…

По-прежнему не в силах отыскать секунду среднего солнечного времени и тяготясь потерей камертона, я почти не обращал внимания на этот механический аттракцион.

Однако я взял кусок латунной проволоки и соорудил из него колесо, на котором вырезал две тысячи зубцов, подражая тому, чего удалось достичь в подобных же условиях месье Физо, лорду Рэлею и миссис Сиджвик.

Однако стоило мне обрести мою секунду — посредством деления 9413 километров на единицу электрической проводимости Сименс в ее абсолютном значении, — как пирамиды, также оказавшись в фазе прилива энергии, вдруг начали выскальзывать из своих нарезных пазов и, чтобы удержаться, были вынуждены прибегнуть к движению отталкивания а-ля сэр Хэмфри Дэви, тогда как вся недвижимая материя, деревья на винтах, а также сами эти болты и вовсе исчезли. Сделавшись вязким, солнце принялось крутиться вокруг своей оси, полный оборот делая за двадцать пять дней; пройдет несколько лет, и вы увидите, как на нем появятся пятна, а несколько веков спустя вычислите период их появления. Более того, вскоре пойдет на убыль и огромный возраст солнца, а само оно сморщится, усохнув на три четверти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза