Убивство и неупокоенные духи

Сеанс назначают на вечер следующей пятницы. Эсме уже знает, кто такой Сведенборг: вовсе не модный шаман, популярный на американском юге, завсегдатай молитвенных завтраков у президента, как она сначала подумала, но выдающийся шведский ученый восемнадцатого века, основатель кристаллографии, предвидевший развитие теории туманностей, теории магнетизма и таких популярных современных устройств, как пулемет и аэроплан; кроме того, он был общепризнанным светилом физики, выдвинул теорию вселенной как фундаментально духовной структуры и мира духов, где обитают умершие люди, объединенные в осмысленные сообщества. В общем, его фигура смущала научный мир, не желавший иметь ничего общего с духовными материями. Эсме как хорошая журналистка за час или два изучила все энциклопедии, какие нашлись в редакции «Голоса», и узнала о Сведенборге все, что можно. Она не то чтобы поверила. Ничуть. Но агностиков непреодолимо тянет ко гностикам, и Эсме любопытно посмотреть на миссис Салениус.

Как и сказал Рейч, миссис Салениус ничем не примечательна: мрачноватая коренастая женщина, говорящая по-английски тихо и будто бы с сожалением. Так говорила бы Грета Гарбо, будь у нее рот набит шоколадом.

Она живет в немодном старом квартале Торонто, к западу от Спадайна-авеню, в одном из краснокирпичных домов с высокими треугольными фронтонами. Эсме знает, что такие часто изображал художник Франк[73] на своих картинах – немодных, но пробуждающих воспоминания.

– Не сеанс, дорогие мои. Мы не пользуемся этим словом. Просто такая особенная неподвижность. Очень внимательное слушание, можно сказать. Но я не смогу вас вести, пока не узнаю чуть больше, чем сообщил мистер Хорнел. Имя и фамилию вашего мужа, чем он занимался и когда умер. Мне не ясна причина его смерти. Не торопитесь. Мы не будем делать ничего такого, что может вас расстроить.

Миссис Салениус и так не тратится на электричество, а сейчас выключает и те жалкие лампочки, что светят в сумрачной гостиной, и теперь ее освещают лишь две свечи, горящие на столе.

Прелиминарии закончены – надо сказать, я несколько удивлен кратким, точным, но весьма избирательным рассказом Эсме обо мне и моем убийстве. Миссис Салениус располагается в большом кресле, будто бы собираясь поспать.

– Будьте совершенно спокойны, друзья. Не надо стараться. Просто затихните духом и думайте о Конноре Гилмартине. Думайте о нем с добротой и любовью.

Рейч и Эсме делают все, что могут. Рейч не знал меня лично и не может отринуть надежды – он хочет, чтобы я сказал что-нибудь пригодное для книги, и думает на самом деле только о книге. Блокбастер. Чтобы она продержалась в списке бестселлеров хотя бы столько же (он никак не может сдержать мечтания)… хотя бы столько же, сколько «Краткая история времени» Стивена Хокинга. Он видит завлекательную обложку и слова на ней: «Неужели со мной говорил мой покойный муж? Я человек рациональный, но я клянусь, что это было именно так. На самом деле послание предназначалось для нашего нерожденного ребенка».

Эсме честно пытается расслабиться. Она умеет расслаблять тело. Она этому училась по книгам и неплохо снимает зажимы. Но она никогда не задумывалась об умственном расслаблении; ее сознание мечется между сомнением, доверчивостью и – она не может это отрицать – страхом. Вдруг я сейчас открою всю правду?

Я, конечно, открою. Если смогу. Но как? Как мертвый любовник в той песне, что обожала моя бабушка, в исполнении Эмилио де Гогорса?

Склонясь над спящею тобой,
На ухо прошептать:
«Моя любовь!
Моя любовь!»

Но в чье же ухо мне шептать? Эсме? В мохнатое ухо миссис Салениус, спрятанное под распушенной седой шевелюрой? Впервые со дня моей смерти я понимаю, что нахожусь в растерянности. Я выбираю миссис Салениус. Придвигаюсь к ней как можно ближе, а в моем теперешнем физическом состоянии это значит – совсем близко, и начинаю надрываться.

«Убийца, – беззвучно кричу я, – убийца – любовник моей жены!»

Миссис Салениус не показывает виду, что слышала. До меня доходит, что она не читает уголовную хронику и мое имя ей ничего не сказало. Она знает только то, что сообщил Рейч Хорнел. А Рейч не знает, кто меня убил. Она в трансе или спит. И время от времени тихо поскуливает.

Может, я недостаточно стараюсь? Раз я дух, который пытается вступить в сношения с миром живых, может быть, мне следует использовать более выспренний лексикон? Что-нибудь вроде отца Гамлета?

«О, слушай, слушай, слушай!»[74] – произношу я и немедленно чувствую себя идиотом. Эти штуки не для меня. Но я упорен. Я пробую еще раз. «Я дух Гилмартина, / Приговоренный по ночам скитаться, / А днем томиться посреди огня, – это вранье, но что поделаешь? – Пока грехи моей земной природы / Не выжгутся дотла…»