Убивство и неупокоенные духи

Но я смотрю фильм и вижу, что путешествие было совсем не таким. Менее романтичным, но не менее трудным. Несколько раз путники останавливались в тавернах приречных поселений, но вскоре отказались от этого, поскольку там было чудовищно грязно, еда отвратительна, а постели кишели клопами. Теперь Гейджи просили у фермеров позволения переночевать в стогу; фермеры обычно позволяли, но без особого радушия. В стогах не было клопов, но водились блохи. Путники провели на суше целый день, раздевшись донага (Роджера отогнали подальше, чтобы не осквернить его взор зрелищем обнаженной женской плоти), ища насекомых в одежде и окуривая ее над горшком горящей серы, купленной у фермерши, которая в придачу дала им мешочки с блоховником, чтобы впредь отпугивать паразитов. Путники покупали еду у фермеров – простую, но не тошнотворную. Они редко сталкивались с откровенной грубостью – большинству фермеров было плевать, что тори бегут из новой страны. Попадались и сочувствующие, которые сами не собирались бежать, но охотно помогали беглецам-тори. Анна обнаружила, что деньги отлично смягчают нравы и утихомиривают даже пламенного янки-дудля, который груб ровно до того момента, как видит монету, пробует ее на зуб и понимает, что она настоящая. Гейджи не были нищими, хотя к концу путешествия выглядели почти как нищие.

Никто из них не привык к постоянному физическому труду, и скоро стало ясно, что они не могут путешествовать от рассвета до заката. В полдень им нужно было отдыхать; нужно было приготовить или купить еду. Анна привыкла каждый день выпивать порцию вина; теперь ей приходилось довольствоваться ромом, и Роджер потребовал, чтобы ему тоже давали ром, и пил слишком много, пока мать не начала его ограничивать – после того, как он чуть не перевернул каноэ. Они мылись так часто, как могли, но этого было недостаточно, и они стали походить на цыган, загорелых и чумазых. От них не очень сильно пахло, потому что они все время находились на открытом воздухе. Но их донимал зуд, и, к отчаянию Анны, они чесались.

Они не привлекали к себе нежеланного внимания – всего лишь одна лодка среди многих. Им встречались каноэ более смелой конструкции – они высовывали из волн то нос, то корму, будто плясали на воде. Кругом кишели плоскодонки, ялики и другие суденышки, которым трудно было бы подобрать название. Попадались и парусники, они тянули за собой лихтеры. Ближе к крупным поселениям на реке становилось тесно от грузовых судов. Время от времени вниз по течению, по самой стремнине, величественно проплывал плот. На каждом плоту стояла палатка, в которой отдыхали плотогоны, когда не возились с длинными веслами, заменявшими руль. Обычно рядом с палаткой горел небольшой костерок для приготовления нехитрой пищи. Река Гудзон была лучшим и самым удобным путем из конца в конец большого штата, и каноэ терялось в оживленном потоке, хоть им и правили два неумелых гребца. Но они все же продвигались вперед. После первых неудач с постоялыми дворами путники каждый вечер отыскивали ручеек, впадающий в реку, и разбивали лагерь (если к их кратковременному привалу подходит такое пышное слово) в укромном месте.

Во время привала им не всегда удавалось избежать нежеланного внимания. Однажды им пришлось остановиться на пять дней – Анну покусали какие-то насекомые, а может, еще что-то случилось, но у нее начался жар, и они не могли двигаться дальше. Лекарств у них с собой не было, за исключением того, что предназначалось для Ханны, и Анна отказалась принимать лауданум, хоть Роджер и считал его средством от всего. Какая-то женщина – явно умалишенная – назвалась Табитой Дринкер и предложила путникам приют у себя в хижине, но там оказалось невыносимо грязно, и путникам пришлось отделываться от ее гостеприимства под градом ругани. Эти тори вечно задирают нос! Брезгуют обиталищем достойной христианки! Но в целом их путешествие проходило без препон.

Чем дальше они продвигались на север, тем меньше неприязни к тори выказывали местные жители. Революция – городской цветок, она не растет в глубинке. Так что Гейджи путешествовали в крайне примитивных условиях, но, по крайней мере, не испытывали нападок.