Убойная фарцовка

Когда началась атака на МВД, чекисты создали целый почтовый ящик по сбору сплетен. Вскоре в нем побывало тридцать тысяч обращений обиженных граждан. Часть обид были реальные. Но большинство – это попытка сведения старых счетов. У милиции немало врагов и недоброжелателей, как у любой системы, которая не дает людям жить по их порой криминальному разумению. На основании этих обращений, а то и просто анонимок гнали взашей опытных сотрудников, положивших на милицейской службе здоровье. Появилась шедевральная в своем роде формулировка: «Уволен по оперативным материалам КГБ СССР». А материалы настолько секретные, что их и показать нельзя, поэтому и оспорить невозможно. В Москве подобное творилось сплошь и рядом. На периферии было поспокойнее. Там никогда не кипела такая межведомственная грызня, как в столице.

Поскольку инспекция по личному составу уже не справлялась с гонениями на сотрудников, то недавно в МВД якобы для усиления партийного руководства погрязшей в злоупотреблениях милиции были воссозданы политотделы, ранее расформированные в 1957 году. Они взяли на себя больше инквизиторские, чем воспитательные функции и внесли свою лепту в воцарившийся хаос.

– Самое главное – лучших вышибли, – вздохнул зам по розыску. – С кем работать-то?

– Ты держись, Семеныч. Не раскисай.

– Поздно. Уже раскис. Наверное, на той неделе пойду рапорт писать.

– Кончай дурью маяться, – хлопнул его по плечу Уланов. – Мы еще повоюем…

Двое суток оперативники провозились с «расистами». Задержали остальных членов бригады. Работал весь одиннадцатый отдел и сотрудники местного уголовного розыска. Все это время на Петровке на хозяйстве оставалась Лиза. Она успела выяснить, что контрабандист Лопатин проходит излечение от социально вредных привычек в колонии строго режима в Тульской области. И сидеть ему еще девять лет.

Вернувшись после битвы с «расистами», Уланов созвонился с «кумом» – так называют начальников оперчастей исправительно-трудовых учреждений. Объяснил ему ситуацию. И попросил прокачать заключенного на информацию по поводу источника приобретения орденов.

«Кум», узнав, по какому делу ему звонят, клятвенно пообещал сделать все возможное. На следующий день отзвонился и сообщил:

– Этот ваш Лосев говорит, что скупал ордена по всей Москве для контрабанды. Но у кого конкретно что брал – под страхом расстрела не вспомнит.

– Врет? – поинтересовался Уланов.

– Или ничего не знает. Или упрямится… Может, надавить на него по-взрослому?

– И он нам прогонит какой-нибудь порожняк… Будем думать…

Руководитель следственной группы Штемлер, принявший Уланова в небольшом кабинете в десятом отделении милиции, выслушал все, задавая уточняющие вопросы. И в итоге согласился с оперативником:

– Ты прав. Выбитые признания не всегда правдивые. Надо с этим гусем говорить предметно.

– Что, мне ехать в Тулу? – спросил Уланов.

– Не стоит. Лосев в колонии уже пообвыкся. Чувствует там себя как дома. Нужно выбить его из родного окружения. Раскачать психологически. Подготовить почву. И уже потом говорить.

– Разумно.

– Вынесу постановление об этапировании. Заместитель Генерального прокурора санкционирует его быстро. Так что через несколько дней Лосев будет в вашем изоляторе.

– Это дело!

– К тебе просьба, Михаил Игнатьевич. Как к специалисту по орденам, барыгам и контрабандистам. Ты подобную публику как облупленную знаешь. Вот и добей Лосева. Я подключусь в любой момент.

– С удовольствием.

– Ну, давай… Вы хорошо поработали. Думаю, остался последний бросок. И именно сейчас нельзя споткнуться!

Глава 7

Внешне Лосев никак не походил на классического контрабандиста – лощеного, с изящными манерами, волевыми очертаниями подбородка. А походил он на мелкого снабженца – лысоватый, невысокий, широкоплечий, с кустистыми бровями и короткими волосатыми пальцами. Счеты и нарукавники ему – и на товарный склад. Вот только глаза его хитрые, злобные, взгляд настороженный.

Кое-кто из руководителей МУРа изъявил желание поучаствовать в допросе, но Уланов в ультимативном порядке потребовал, чтобы Лосева не трогали, пока не нарисуется узор беседы и не станет понятно, как с ним обращаться.

Конвоиры остались в коридоре ИВС. Наручники с Лосева сняли. Уланов налил чаю, разложил бутерброды, пригласив отведать, чем бог послал.

– Задабриваете, – кивнул заключенный. – Что ж, это хорошо.

– Кому?

– Мне. Если ничего и не получу от вас, так хоть поем нормально.

– Ну, ешьте, ешьте, – кивнул Уланов. – А то, глядишь, еще годков десять не придется докторской колбаски отведать.

Лосев сверкнул на него глазами. Но бутерброд из зубов не выпустил.

Прожевав, он посмотрел на оперативника:

– Вот чувствую, я вам сильно не нравлюсь.

– Почему? – пожал плечами Уланов. – Возможно, вы заслуживаете всяческого уважения, любите собак, женщин и детей.

– Есть такое, – кивнул Лосев.

– Мне не нравится, чем вы занимались.

– Чем же таким предосудительным я занимался?

– Вывозили за рубеж народное достояние. То, что принадлежит нашей стране.