Убойная фарцовка

– А, это все узость мышления. Границы, таможни – насколько же они условны. Люди сами чертят линии, чтобы осложнить себе жизнь. Какая разница, на чьей территории будет икона Казанской Богоматери? В Германии, в России. Главное, чтобы она не сгнила на чердаке. Чтобы продолжала радовать людей – немецких или русских. В семнадцатом году мы эти иконы миллионами на дрова рубили. А теперь вывезти нельзя.

– Как Высоцкий поет: мы все-таки мудреем год от года, распятья нам самим теперь нужны.

– Ну да. Они – богатство нашего народа, хотя и пережиток старины. Слышал.

– Все вывезете, что в стране останется? Голые стены?

– В мире все останется. Мы – граждане Земли. А вы низко летаете.

– Зато в своем воздушном пространстве, – усмехнулся Уланов. – Вы лет десять этим занимались?

– Ну, – Лосев пожал плечами.

– Как удалось столько продержаться?

– Да были люди. Давали работать.

– А потом?

– А потом решили, что я злоупотребляю их доверием.

Контрабанда, особенно с произведениями искусства, – это излюбленная нива спецслужб – и советских, и западных. Антиквариатом расплачиваются с агентурой. На почве антиквариата осуществляются вербовки. Поэтому везде, где контрабанда, там пасется чекист, притом не с целью ее пресечения, а из-за каких-то хитрых оперативных комбинаций. Вот и Лосев, похоже, попал в самую гущу оперативных мероприятий и сделал что-то не так.

– Ладно, это уж точно не мое дело. – Уланов не собирался лезть в чужой огород ни за какие коврижки.

– Уже и не мое, – добавил Лосев. – Меня списали. Попользовались и выкинули.

– Жил бы как все.

– Работал бы за сто двадцать рублей.

– Лучше, чем лес валить.

– Дорожные знаки.

– Что?

– Мы дорожные знаки там делаем. А я музыкант вообще-то. И делаю дорожные знаки…

– На меня аж слеза накатила, – хмыкнул Уланов.

– Так что за такие вот подлянки я вас, товарищей из органов, и не люблю. И вряд ли когда-нибудь полюблю.

– Любить не обязательно. А вот помочь надо.

– Вы по поводу того ордена Ленина? Меня уже спрашивали. Не помню я ничего, – небрежно кинул Лосев, в глазах мелькнула усмешка.

– Слушай меня, зека Лосев. Ты врешь и даже не скрываешь этого… Ты будешь говорить со мной. Или я тебе испорчу жизнь. Ты же знаешь, как за колючкой ее легко испортить.

– Легко, – согласился Лосев. – Только моя жизнь уже испорчена.

– Будет гораздо хуже. Тебя раздавят как клопа…

– Вот все вы в этом. Угрожать, давить. Нет, чтобы с человеком по-хорошему. По-доброму. Узнать, а что у него на душе…

Тон был дурашливый. Но Уланов понял все недосказанное. Лосев давно продумал линию поведения. Отказавшись говорить в колонии, он был уверен, что его этапируют в Москву – а для зека это такая турпоездка, полная новых ощущений. Кроме того, он с самого начала решил торговаться. Притом не с местными оперативниками, а с москвичами, у которых гораздо больше полномочий.

– Хорошо, давай поговорим о душе, – согласился Уланов. – Что ей, мятущейся, надо?

– Душе нужна свобода.

– Как ты понимаешь, не раньше чем через девять лет. И нет никакой силы, которая тебя освободит сейчас.

– На сейчас уже не надеюсь. Мне нужно условно-досрочное. Которое, как мне пообещал кое-кто, я никогда не увижу.

– Раньше через пять лет все равно не выпустят. По закону.

– Я знаю. Но это не девять… Я слышал, в личных делах заключенных делают такие отметочки. Которые в нужный момент превращаются в условно-досрочное. Не так?

– Не совсем. Но недалеко от истины.

– Так за чем дело стало?

Этот вопрос Уланов заранее обговорил со Штемлером. И они решили, что могут пообещать Лосеву такую плату. Вопрос с УДО, даже отсроченный на несколько лет, они решить были вполне в состоянии.

– Тогда придется поверить мне на слово, – сказал Уланов.

– Я поверю, – кивнул Лосев. – Уж по такому делу вы вряд ли обманете.

– Получишь свое УДО, – произнес Уланов. – Только если туфту не прогонишь.

– Обижаете, – покачал головой Лосев. – Орденок этот я у Гетмана прикупил.

– У кого?

– Гетманом кличут. Как фамилия, точно не знаю. Зовут Брониславом.

– Бронислав Гетман. Кто по масти?

– Коллекционер. По московским клубам нумизматов и фалеристов околачивался. У него всегда можно было ордена и монеты золотые купить. Можно что-то ему и продать.

– Ясно. Барыга… А телефон, адрес?

– У меня нет. Все, что знаю…

– Понял… Если в цвет – мы свой должок помним.

– Буду ждать. Тем более условия для ожидания у меня вполне комфортные.

– Ждущие дождутся, – кивнул Уланов, прикидывая, как установить этого самого Гетмана.

Глава 8

Агафон Порфирьевич Жуйко дослужился до подполковника особого отдела на Дальнем Востоке. После выхода на военную пенсию он вернулся в родную Москву, работал в режимном отделе закрытого НИИ, пока не завершил трудовую деятельность. Теперь всю свою неуемную энергию он направил на коллекционирование полковых знаков Российской империи. Пустил глубокие корни в сообществе фалеристов. И знал об этой сфере жизни все, широко используя для сбора информации старые навыки.

Сотрудничать он Уланову предложил добровольно. Со словами: уж очень много антисоветской сволочи и спекулянтской нечисти развелось.