Санитар выкатил нужную ячейку и отошел. Труп после вскрытия, разумеется, лучше выглядеть не стал, и Постовенцев, хоть и помнил убитую, все равно невольно поморщился. Хвалов молча посмотрел на изуродованное тело. Ни один мускул не дрогнул на лице.
– Это Алиса, да.
Чуть вперед вышла тетя, показала на правую сторону рта; она была абсолютно спокойна, только сосредоточена.
– По каким признакам опознаете? – спросил Постовенцев.
– Коронки и «мост», это я ей ставила. Я стоматолог. Остальное тоже похоже: рост, тело, но коронки безошибочно мои. Да и слева вот, видите, она импланты собиралась делать, три дырки. Не успела. – Тут голос тети все же дрогнул, она отступила и закрыла лицо рукой.
Постовенцев тревожно взглянул на Хвалова; тот все так же не отрывал взгляда от трупа. Джинсовые молчали, на лицах были видны сочувствие и тревога.
После заполнения протокола опознания тетя уже ровным голосом спросила, где можно договориться о транспортировке тела, и санитар повел ее в кабинет.
Хвалов повернулся к Постовенцеву:
– Как это случилось?
Максим замешкался.
– Я хочу знать, как это произошло. Я могу видеть акт СМЭ?
– Он еще не готов. Но смерть произошла от удушения, я и так скажу.
– Подробнее?
Вот тут Постовенцев начал понимать, зачем прислали сопровождение. Хвалов совершенно поменялся в лице, на шее вздулись жилы, кулаки начали сжиматься и разжиматься. Вот и сообщи такому подробности. Максим решил ограничиться фразой об удушении, но тут, как это часто бывает, совершенно не вовремя появился судмедэксперт Панарин, который радостно сказал:
– Макс, раз ты здесь, забери бутылку с нее, отвези в комитет, ты же все равно туда с протоколом! Или мне следаку отдать?
Постовенцев замер.
– Какую бутылку? – переспросил Хвалов.
– А вы кто? – осведомился Панарин.
– Я оперативник из Красносвера, это… наша пропавшая без вести.
– А! – кивнул эксперт. – Так с трупа бутылка. Ее бутылкой насиловали. И следы есть.
Дальнейшее произошло в мгновение: Хвалов, не меняясь в лице, кинулся душить эксперта, джинсовые сработали на опережение и, перехватив его за руки, загнули лицом в пол, а эксперт инстинктивно спрятался за Постовенцева. Пока орущего и извивающегося Хвалова с большими усилиями тащили к выходу, Панарин успел выбежать во второй коридор, крикнуть, чтобы принесли медицинского спирта, и выдохнул:
– Чего это он, а?!
– Это невеста его. А ты про бутылку…
– Ох! Ну, на нем не написано, что он жених… Пошли, спирту ему вольем.
На улице Хвалов безуспешно боролся со своими джинсовыми коллегами, которые скрутили его и положили лицом на бампер машины. Он вопил что-то нечленораздельное, проскакивал мат и безадресные угрозы.
– Успокоительное можно? – крикнул один из джинсовых, эксперт отрицательно покачал головой, подошел с бутылочкой и приказал:
– Рот откройте ему!
Не без усилий повернуть голову и открыть ему рот кое-как удалось. Первый глоток, второй, потом Хвалов закашлялся; маленький Панарин крепко держал одной рукой бутылку, другой – голову оперативника и продолжал мелкими порциями вливать ему спирт, приговаривая:
– Пей, полегчает.
Постовенцев сомневался, что этот метод будет действеннее укола, однако, похоже, эксперт свое дело знал: через пять минут Хвалов перестал сопротивляться, а еще через три обмяк и горько заплакал.
– Во-от, – одобрительно сказал Панарин, – лучше спирта еще ничего не придумали.
Хвалова отпустили. Он сидел на земле, обхватив голову руками, и тихо подвывал. Лица джинсовых снова стали искренне сочувствующими. Тетя стояла рядом и вытирала глаза платком.
– Я доставку тела оформила, – сказала она Постовенцеву. – Мальчики довезут нас, да?
– Конечно, довезут.
– Видите, что он тут устроил… поэтому Алиса и ушла. Его лечить надо…
Оперативник не нашел, что сказать, только участливо вздохнул. Хвалова посадили в машину красносверцев, предварительно дав ему еще пару глотков, а один из приезжих оперов сел за руль его авто. Возле ворот морга суетились похоронщики; убитая тоже готовилась в путь.
Попрощавшись с коллегами, Макс отправился в отдел, где рассказал обо всем Газиеву.
– Спасибо тебе, – сказал начальник розыска. – С Гориным я пообщаюсь. Из органов парня надо убирать.
– Ну, опер он действительно хороший.
– И однажды этот хороший опер из своего табельного постреляет на кладбище людей, которые недостаточно трепетно посмотрят на могилу его невесты. Нет, от оружия его надо отстранить. Пусть ходит добровольным помощником, если такой фанат.
Постовенцев не смог не согласиться.
Звонок дежурки разбудил Джалимова в пять утра. «Какого черта», – подумал он, но трубку, разумеется, взял.
– Что такое?
– Рус, там рядом с тобой сын Калюжной расшибся, – торопливо сказал дежурный. – Прямо за аркой. Нам только-только позвонили, машина разбита, документы вылетели на дорогу. Его права нашли.
– Это как она разбита, что права вылетели?
– Не знаю, Рус. Сильно! Проскочи туда, пока наши будут ехать, чтобы не было всяких «левых» людей.
– А кто звонил?
– Да шофер с агрофирмы, на работу шел. Давай в темпе, а?
Джалимов уже одевался, так что последнее было лишним.