— Подождите требовать, — чуть насмешливо перебил Даут. — Я к вам, даже не отдохнув, чтобы по приказу короля вслух прочитать его письмо. Выслушайте его, а после этого будете требовать, — граф достал из-за пазухи сложенный и запечатанный сургучом листок. Сломав печать, он выставил его перед собой и с пафосом прочитал. — Моя дорогая дочь, Мирела, — отец не назвал ее "леди Шедеур", как приказал, а значит, он хочет примириться. Принцесса вслушивалась в письмо, стараясь уловить то, что грубый голос графа не мог передать — хотя бы малейший намек на то, что отец любит ее. Граф высокопарно продолжил. — Я рад был услышать, что ты хорошо себя чувствуешь. Я скучаю по тебе и, надеюсь, мы скоро сможем увидеться. Я направляю к тебе брата Жамберу, он священник Святой церкви. Ты можешь доверять ему, как себе. Он будет проводить богослужение для тебя и твоих слуг, а также приготовит тебя и всех желающих к посвящению в Святую церковь. Как только ты пройдешь обряд, ты вернешься в Беероф, где публично заявишь об этом, и мы сможем встретиться после долгой разлуки. Король Манчелу.
В комнате стояла мертвая тишина. Муха с мерным жужжанием летала вокруг Даута, ища, куда приземлиться. Справа и чуть позади графа замерла фигура, в сером длинном балахоне, капюшон которого был сильно надвинут на лицо. Смутно виднелась лишь длинная борода.
— Брат Жамбера, — наконец произнесла принцесса. — Снимите капюшон, у нас не холодно.
— Священники ордена Избранных, не показывают лица, согласно уставу, — Жамбер говорил глухо и хрипло. — Вы ведь знаете это, не так ли? Так было и в церкви Хранителей Гошты
— Орден Избранных весь присоединился к Святой церкви? — уточнила девушка. — Не случайно он мне не нравился. Никогда не понимала это установление. Отец согласен с тем, что священники должны прятать лицо?
— Он одобрил эту традицию, — охотно пояснил Жамбер.
— И священники согласились сделать это? — расспрашивала она, будто обладала властью изменить что-то. Даут с насмешкой наблюдал за ней. — Так может, это не Святая церковь, а преступная? Только разбойники прячут лица.
— Мы скрываем лицо, — возразил Жамбера кротко, — чтобы наша паства знала, что наш голос — это голос Божий, а не человеческий. Эль-Элион говорит тебе, Мирела, что если ты не смиришься перед отцом, то навсегда останешься в тюрьме, а если смиришься — вновь станешь первой леди королевства. Преклони колена, чтобы я благословил тебя, и мы можем немедленно начать духовные уроки, — предложил он.
— Эль-Элион говорит тебе, Жамбера, — смело откликнулась Мирела, вставая, — что люди, предающие веру, предадут и короля. Я не изменяю ни королю, ни убеждениям. И от того, что я и моя мать находимся в тюрьме, мы не перестали быть первыми леди королевства.
— Ты отказываешься исполнить волю отца? — вступил Даут.
— Я буду присутствовать лишь на богослужении, проводимом отцом Иавином, моим духовником.
— В таком случае, его арестуют.
— Тогда я буду читать слово Божие и молиться в часовне, но к брату Жамберу я не приду.
— Вы и в этом противитесь отцу, леди Шедеур?
— Я принцесса Кашшафы, и буду повиноваться отцу во всем, что не противоречит воле Эль-Элиона.
— Я доложу об этом королю, а до его особых распоряжений, вы лишаетесь всех привилегий, — скривил губы Даут, он обернулся.
Графиня Зулькад уже вернулась и с подобострастной улыбкой сообщила:
— Стол накрыт в большой зале. Или вы сначала искупаетесь?
— Графиня, — словно не слыша ее лепета, обратился Даут, — отныне король освобождает вас от обязанности присматривать за леди Шедеур. Она переходит под мою опеку, а вы должны позаботиться, чтобы мне и моим людям понравилось у вас в гостях, — он вновь повернулся к принцессе. — Сейчас вы, леди Шедеур, пройдете в спальню и не выйдете оттуда до особого распоряжения короля. А чтобы вы исполнили это повеление, двое моих людей будут караулить возле дверей.
— Вы не имеете права назвать меня, не упоминая моего титула, — Мирела начала произносить протест, который выучила уже наизусть. — Вы не имеете права…
Даут повернулся спиной, отдавая приказ:
— Имна, Кеназ, проводите леди Шедеур в спальню. Если она будет сопротивляться, примените силу, — с этими словами он вышел.
Мирела вспыхнула, но спорить больше не было смысла. Если она не хочет, чтобы ее унизили перед обитателями замка, ей придется подчиниться.
Принцесса безучастно сидела возле письменного стола, не слыша, что воркует суетящаяся вокруг нее Векира. Все вернулось. Тогда, когда она надеялась, что жизнь налаживается, что отец любит ее и, освободившись от ведьмы, захочет вновь ее увидеть, все вернулось. Неужели так будет продолжаться вечно? Девушка заплакала.
— Госпожа, госпожа, дать вам воды? — переполошилась горничная.
— Нет, — Мирела стиснула зубы. — Оставь меня, все будет хорошо.
"Я выдержу, я смогу, — твердила она себе. — Разве не написано в Священной книге Кашшафы, что Эль-Элион посылает лишь столько, сколько мы можем вынести?" Но эти слова не утешали как раньше. Слезы все катились. Вдруг вспомнился день, когда она видела отца последний раз.