Участковая, плутовка и девушка-генерал

– Влада, ты че, вообще, что ли, «с высоченного дуба рухнула»? – завершая умелое нападение и поднося остроконечную заточку к левому глазу «противного дядечки», отменно поверженного двумя некрепкими девушками и позорно вставшего перед ними на оба колена, искренне изумлялась неподражаемая, удала́я проныра. – Дёрнешься – мгновенно лишишься «ненужного ока»… это понятно? – недвусмысленный вопрос относился, разумеется, к пленённому диверсанту; полицейской же сотруднице пришлось услышать примерно следующее: – А мои чувственные волнения – это сейчас самое важное, то бишь всесторонне насущное, что в настоящий момент нас больше всего остального волнует? Хотя постой, – её большие карие глаза вдруг игриво, радостно заблестели, словно бы сметливая ловкачка нежданно-негаданно наткнулась на какую-то немаловажную, стоящую догадку, – если уж мои необыкновенные умения вызывают столько насущных вопросов, что же, по возможности я тогда разъясню, – видимо, сказанные слова по большей части относились к незадачливому наёмнику; второй же, не менее изумительной, собеседнице, они предназначались постольку-поскольку, – подобный приёмчик я демонстрирую отнюдь не впервые – и между прочим! – в моей непродолжительной жизни, а конкретнее чуть более года назад, мне приходилось даже хладнокровно, целенаправленно… убива-а-ть, – преподнося сейчас хотя и не истинную, но сущую правду, Лисина вдруг вспомнила несостоявшегося отморозка-насильника, пускай и жестоко ею, действительно, умерщвлённого (а впоследствии ещё и расчленённого на отвратительные мелкие части), однако убитого в невменяемом состоянии, полностью неуправляемом и вызванном сильнейшим эмоциональным напряжением, или, говоря юридическим языком, «при достижении неконтролируемого аффекта».

Чего бы Юлия Игоревна, в конце концов, не подразумевала, но тем не менее убедительные слова, произнесённые ею всего лишь для пущей острастки, возымели именно то самое, нужное им обеим, действие: серо-голубые глаза украинского диверсанта округлись до невероятно огромных размеров, а сверх испытываемой чудовищной боли, мучительной и ужасной, наполнились ещё и непобедимым, всеобъемлющим страхом; выражаясь понятнее, «отважный бандеровец», недавно казавшийся боевым и непобедимым, сейчас принял вид жалобный, жалкий, готовый к откровенному разговору и прямому сотрудничеству (по всей видимости, лишаться частичного зрения ему совсем не хотелось?). Увидев его плачевное состояние, а главное, сломленную мужицкую волю, Юла откровенно разнежилась и немножечко сжалилась: она отняла острозаточенное оружие от бандитского ока и совсем уже было хотела сорвать с его обезличенной физиономии камуфлированную повязку; но тут… из-за ближайшего елового ствола, необхватного и широкого, раздалось зловредное восклицание:

– Ох, ох, ох! Так, так, так…

Обе восхитительные красавицы, одержавшие временную победу, но вероломно застигнутые врасплох, стремительно обернулись, и одновременно посмотрели на подошедшего человека: им оказался не кто иной, а майор секретной английской службы Джо Джонсон. Как же он настолько несвоевременно здесь объявился? Тут следует возвратиться немного назад и попасть в некое служебное помещение, используемое под размещение современной охранной аппаратуры. Итак, не стоило сомневаться, что, едва в просматриваемых записях, запечатлённых с помощью наружной видеозаписи, он увидел ненавистную местную участковую, неосторожно подбиравшуюся к подъёмному механизму, а затем услышал бесперебойные автоматные очереди, высокопоставленный офицер элитной разведки незамедлительно бросился на срочную, действительную подмогу; впрочем, он чуточку не успел, а когда вызывал гидравлическое устройство обратно, по внутреннему громкоговорителю раздался истерический возглас, принадлежавший разгневанной руководительнице, возглавившей сборную диверсионную группу, и передававший её до крайности нервозное состояние; однако, как и двое первых преследователей, он зловеще расплылся в зловредной улыбке, потому как давно уже решил действовать исключительно по личному своеволию.

– А ну-ка никому из вражеских личностей не двигаться с места! Да и… потрудитесь-ка направить ваши «шебутные», неуёмные ручки кверху, и стойте в последующем спокойно – даже не двигайтесь!

– «Хрен» тебе с эйфорическим маком, проклятый английский наёмник! – непонятно почему, но Лиса обратилась к профессиональному разведчику именно так; единовременно с грубоватым высказыванием, передававшим её не самые тёплые чувства, она вернула остроконечную заточку обратно, а дальнейшее высказывание относила уже к опешившей участковой: – Влада, возьми-ка вон того настырного дядечку на прицел безотказного российского автомата, а ежели он хоть как-нибудь дернется – пускай и чуть-чуть! – я его верноподданного опричника то́тчас же оставлю без правого глаза, хотя, возможно, и без обоих.