Общие черты сходства для людей обеих этих разрядов выразилось в том, что в большинстве своем они пришли не только без приличного, но даже и достаточного одеяния (наичаще в том самом, в каком были взяты к суду): нищета в самых крайних ее проявлениях возбуждала всеобщее сострадание. Не имея возможности достать хлеба на предстоящий день, без дневного приюта, без языка, не зная за что приняться — люди эти, выпущенные из тюрьмы, представлялись на первых порах брошенными решительно на произвол судьбы с семью копейками суточного пособия, рассчитывающего на квартиру, пищу, одежду и удовольствия.
Общие черты различия для обоих разрядов выразились, при практическом применении, тем, что судьба слабее наказуемых оказалась худшею, чем судьба лиц, обреченных на сильнейшие меры взыскания: положение сосланных для водворения на свободных казенных землях сделалось сравнительно лучшим, чем положение сосланных, собственно, под надзор. Этот «надзор», при возможности наблюдения только внешнего, хлопочет лишь о том, чтобы такой-то не выезжал из пределов указанного района, не производил наружных беспорядков; полицейский надзор имеет право быть довольным собою, если ему удается достигнуть только одних этих целей. В практическом применении к судьбам политических ссыльных этот надзор в Сибири выразился таким явлением: запрещение отлучек уничтожило почти всякую возможность к прочному устройству жизни и к приисканию какого-либо рода деятельности, при 2 р[ублях] 10 коп[ейках] ежемесячного казенного содержания. Чтобы сделаться промышленником — нужны кое-какие права состояния, чтобы стать торговцем необходимо чтобы разъездам не полагались границы одною местностью; службе у частных лиц суровой контроль мешает тем, что поселяет и поддерживает в последних недоверие и затрудняет их входить с ссыльными в какие-либо соглашения или приглашать их для каких-либо торговых занятий. Письменные занятия по вольному найму, разрешенные впоследствии, при множестве политических ссыльных, оказались мерою палиативною. Занятия же ремесленные и земледельческие не обеспечены никакими средствами. Отсюда механическая связь пришельцев с туземцами и безнадежность полного органического слития. Между тем общество готово, без предрассудков, отделять их от остальных ссыльных и обеспечивать работами. Временные пособия со стороны правительства (безвозвратные), дробясь между сотнями лиц, для каждого в отдельности столько ничтожны, что не достигают никакой цели. И современные ссыльные поляки принуждены делать складчины, не только добровольные, но и обязательные, т[о] е[сть] для богатых взносы имели значение подати. Та же замкнутость и отдельность от общей жизни, беспомощное положение, невозможность существования единичными средствами, наконец, простое человеческое сочувствие — естественно выразили это благотворительное дело, направленное для поддержки крайне бедных товарищей. Эти товарищества составляли продолжение тех, которые устанавливались между ссыльными самими начальствами, во всей России во время пути следовании поляков в Сибирь. Начальства избирали старост и отдавали партии в полную их зависимость, внутренне сознавая при недостатке воинских команд, невозможность двигать в порядке эти громадные толпы. На этапах и в тюрьмах были сотни примеров наказания товарищей самими старостами и выборными за малейшие проступки. Этот самосуд или собственно контроль удержался и на местах водворения, помогая ссыльным воздерживать преступные наклонности и устранять, ослабляя те подозрения туземцев, которые, между прочим, и на этот раз выразились подозрениями в поджогах. Общинный надзор во многом сослужил службу полицейскому.
Вот как типирует один из местных администраторов положение ссыльного, воспитавшегося под надзором и неосвобожденного от него по требованиям местных условий быта: