Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

Я покинул Томск с сожалением; это была яркая точка на горизонте моего путешествия — там я действительно встречал людей цивилизованных и простых, и сердечно гостеприимных; ни раньше, ни потом это вероятно не повторится. Выезд с этого прихода среди объятий, таких действительно искренних, среди крестных знамений, благословений и пожеланий счастливого пути дорогого настоятеля и ксендза помощника, старого литвина, и господина Щепковского, старика, хранителя церковной библиотеки, и господина Сильвестра, органиста, и госпожи Людмилы, хозяйки, которая скоро заканчивает шестой крестик, и у нее более чем 3000 сложено[451], но служит настоятелю из почтительности и ради чувства собственного достоинства, наконец, жмудина кучера и Бени или Бенка, сироты, 13-летнего мальчика, что прислуживает на мессе и с ксендзом по парафии на козле[452]ездит, — все они со слезами на глазах прощались, так тепло и сердечно, что невольно защемило сердце.

[…]

Я уезжаю из Каинска на второй день утром в 8 часов и вечером останавливаюсь в Спасске. К сожалению, я здесь очень непрактично устроился, потому что отдыхал тут недолго, всего полтора часа. Я врываюсь, как буря, к ксендзу, представляюсь; он глазам, ушам не хочет верить. В городке всем давно уже было известно, что я должен проехать, караулили значит почту, чтобы не пропустить оказию, пока тут вдруг, когда заседатель, ехавший передо мной, предстал на почте, а многочисленная толпа любопытных ожидала появления моего тарантаса, расходится весть, что князь уже приехал, но подъехал прямо к польскому ксендзу. Конфуз! вся публика летит к приходу, пожалуй, все хотят видеть тарантас. У настоятеля тем временем было полно, как в яйце; бабы, девки, мужики, все литвины, жмудины, сосланные и добровольные эмигранты, все пришли к своему настоятелю насладиться видом «Сапеги». Стало, наконец, так тесно, что господин органист, жмудин, как 100-летний граб, счел необходимым разредить ряды любопытных прихожан; он оставляет значит только старейшин и нескольких дам, между ними жену телеграфиста. В комнате со мной только ксендз и литвин, горлопан, политик, сосланный в 63-м г[оду], внимательно следящий за событиями европейской политики. Почтенные, уважаемые люди — действительно в тяжелой доле! Ксендз тем временем пришел к пониманию ситуации, расчувствовался все больше и больше, терял голову от радости, ходил по комнате, не мог сидеть, наконец, начал целовать, когда я обещал прислать реликвию с Древом Святого Креста для костела. К сожалению, я слишком мало между ними пребывал. Я целую ксендза в руку раз и второй, прошу благословить на дорогу, наконец я обращаюсь к собравшимся и в двух словах одновременно приветствую и прощаюсь, прося о сохранении доброжелательной памяти, ободряю, как умею и могу, давая надежду этим несчастным. Каждый хочет пожать руку, на глазах у всех слезы, все чего-то желают, и когда я, садясь, перед уже собственно собравшимся населением еще раз поцеловал руку ксендзу и с тарантаса воскликнул: «Да будет хвала!»[453] — уже только приглушенные от слез голоса отвечали «навеки», и десятки рук, поднятых кверху, со мной прощались святым крестным знамением.

Действительно прекрасное это было мгновение; жаль, что так недолго оно длилось. Русские без исключения сняли шапки с голов, не только молча, но и с удивлением, даже с умилением смотрели на эту сцену. Там обязательно нужен костел. Но, что важнее, кто заменит там ксендза, когда он умрет? кто заменит всех этих ксендзов в Сибири? в конце концов, это все старики.

В Омске я останавливаюсь в 3 часа дня в среду, это означает, что, отсчитав добровольные остановки, я преодолел 900 верст, примерно 130 наших миль, за трое неполных суток. Омск очень милый городок, веселый, чистенький. Поляков мало, одна нищета.

Sapieha Р.

Podróż na wschód Azyi 1888–1889.

Lwów, 1899. S. 366–375.

Раздел III Истоки российских исследований судеб сосланных в Сибирь участников Январского восстания (составил Кшиштоф Лятавец)

№ 1. Сергей Васильевич Максимов — Сибирь и каторга. Ч. 3. Политические и государственные преступники