Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

Конечно, вместе с безнадежностью совладать с землею, много мешала в данном случае и боязнь закрепостить себя на земле и потерять таким образом надежду возвратиться на родину. Понудительные меры тут бессильны: польские крестьяне и без того встали в более или менее удовлетворительное положение: они почти все нашли заработки у крестьян, несмотря на то что в Сибири спрос на личную услугу во время полевых работ невелик, наем рабочей силы невыгоден и заменяется искони усиленным семейным трудом. Для желающих заняться сельским хозяйством Сибирь представляет богатый и неисчерпаемый рудник. Страна эта замечательна тою своею оригинальностью, что в ней нет частной поземельной собственности и общинные начала сохранились в целости. Огромные, пустые и незаселенные пространства земель дают возможность каждому крестьянину пахать землю там, где он захочет и найдет более удобным. 15 десятин[462] земли — в правах каждого, даже из ссыльных. Пастбища при селениях для всех общие, и лежат обширные огороженные пространства (поскотина), специально предназначенные для пастьбы скота. В отдаленных местностях каждый, безо всякого дозволения, может закосить столько травы, сколько захочет.

Леса также общинные либо казенная собственность, не делятся и никому не принадлежат; каждый может рубить деревья без контроля, когда ему понадобится, в казенных только платят поденные. Позволения на торговлю и промысел, производимые местно, никто не спрашивает, за патенты никто не платит: в этом отношении по Сибири больше свободы, чем где-либо в Европе. Человек имеет тут больше свободы, чем в России (в труде и его применениях). Поземельных податей никто не платит, кроме мещан, обязанных земскими повинностями, которые к тому же общинная свобода значительно ограничила. К сожалению, рядом с этими правами, уживаются права бюрократии и чиновничьего произвола, и нападения на слабые места сопровождаются нередкими и губительными притеснениями. Если недостаток средств и незнакомство с местными условиями на первых порах затрудняют польских крестьян и замедляют улучшение их быта, то, тем не менее, положение их в сибирских деревнях далеко выгоднее положения горожан, назначаемых не в города, а в селения*[463].

Боязнь опасных последствий от изменения существующих форм напрасна и исторически не оправдывается примерами той же самой Сибири (в России подобные примеры бесчисленны). Не только поляки и малороссы, но и шведы из войск Карла XII[464]слились со славянскою народностью Сибири до тождества с нею и поглощены без следа. На память о шведах остались в Тобольске только так называемый «Прямский взвоз» с каменной аркой и стеной над ним; стена же кремля, построенного пленными, давно уже рассыпалась и разобрана, да по дороге в Якутск станция Усть-Ордынская сохранила прозвание «Швед», может быть, по имени одного, может быть, от имени многих поселенных тут шведов. В Сибири евреи, в особенности молодые, изменяются настолько, что можно их смело назвать сибирскими, как особенный тип, значительно непохожий на тот, который господствует в западной половине империи, и весьма близко подходящий к настоящим сибирякам: тот же язык, костюм, обычаи и даже иногда вера.

Там, где исчезли без следа и те 138 запорожских казаков, которые присланы были в 1770 году за причиненные в Польше разорения, — свободно и скоро превратились в сибиряков те из поляков, которым удалось личными интересами согласно соединиться с требованиями страны и ее интересами. Особенно счастливых результатов обрусения достигали с того времени, когда поляков стали приселять к казачьим войскам большими группами и одиночками. Та же участь ожидает и новых пришельцев, если успеют благоразумно устранить все то, что до сих пор мешало сближению вследствие стремлений видеть в ссылке одну только карательную сторону. В Сибири становится деятелем только тот, кто перестал чувствовать себя наказуемым. Закон этот неизменно выразился для всех с национальностей. Сначала, пленившись сходством родного языка с русским, забывают отечественную речь; потом, увлекшись девицей-сибирячкой, женятся и под влиянием среды и обаянием жены отстают от обычая, в итоге — сын поляка уже человек православной веры и коренной сибиряк, а сам отец на склоне дней человек национально-обезличенный. В особенности искусно действовала на обрусение поляков государственная служба.