Читаем Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири полностью

— В этой тюрьме найдется человек двадцать таких, которые не дали бы вам дотронуться до этого москаля; и если вы захотели бы непременно повесить его, то вам пришлось бы повесить сначала этих двадцать, а он был бы уже двадцать первым.

Я очень склонен думать, что враждебные по отношению ко мне слова, сказанные старозаветными людьми Климкевичу и Новаковскому, представляли собою просто манеру говорить, усвоенную довольно многими из поляков: по мнению этих довольно многих, поляк, особенно поляк, находящийся в политической ссылке, непременно должен говорить о москале враждебно, о всяком москале; ну а в глубине души, конечно, сам говорящий сознает, что бывают иногда между москалями довольно хорошие люди. Если бы говорившие обо мне враждебно считали бы меня действительно скверным человеком, от которого действительно надо избавиться какими-нибудь способами — они нашли бы возможность делать мне разные мелкие неприятности, и этим путем отравили бы мне жизнь, принудили бы меня просить комендантское управление о перемещении в другую тюрьму. Но я никаких неприятностей ни от кого не испытывал.

Прибавлю несколько слов о Климкевиче. В 1866 году начальство сочло нужным поместить всех ксендзов в одной тюрьме, именно в этом самом Акатуе. Мне говорили, что Климкевича прочие ксендзы не любят за его начитанность и за подозреваемое ими вольнодумство, хотя никаких доказательств религиозного вольнодумства с его стороны не было; среди этого сонма почтенных священнослужителей его жизнь была, надо думать, не особенно сладка. Осенью 1867 года все ксендзы были перевезены из Акатуя в Тунку, селение Иркутской губернии, и акатуйская тюрьма была упразднена; о дальнейшей службе Климкевича ничего не знаю.

9

Летом 1865 года в акатуйскую тюрьму был привезен Хохряков[213] (имени и отчества не помню). До ареста он был, как и я, студентом Медико-хирургической академии, в которую поступил годом или двумя раньше меня. Я не раз видел его в коридорах академии во время промежутков между лекциями; изредка случалось и разговаривать с ним во время студенческих сходок. От некоторых товарищей я слышал, что он принадлежит к студенческому кружку, поддерживающему правильное, систематическое общение с десятком или, может быть, с двумя десятками молодых людей из числа фабричных рабочих. О времени и обстоятельствах его ареста ничего не моту припомнить. Мои товарищи студенты говорили мне в Петербурге понаслышке, и Хохряков подтвердил в Акатуе, что старания упомянутого студенческого кружка помочь фабричной рабочей молодежи в ее стремлении к свету имели очень заметный успех: эти рабочие стали интересоваться вопросами политики и политической экономии, стали читать лондонские издания Герцена и подпольные листки, появлявшиеся в России; по поводу прочитанного возникали недоумения, вопросы, рассуждения, споры. Мне кажется, этот кружок, по справедливости, может считаться зародышем российской рабочей партии. Из числа студентов, прикосновенных к этому кружку, жандармские сети уловили одного только Хохрякова; он был приговорен к ссылке в каторжные работы на небольшой срок, года на два или на три; его поместили в Петровском Заводе (Забайкальской области), том самом, где в свое время содержались декабристы; когда начальство сочло нужным упразднить тюрьму Петровского Завода, Хохряков был отправлен оттуда в Акатуй.

С того времени, как я видел его в Петербурге, прошло около двух с половиною лет; за это время его наружность изменилась очень мало, и я узнал его с первого взгляда. Ему было на вид лет двадцать шесть или двадцать семь. Разговаривая с ним о разных разностях, я упомянул о здешних фехтовальных состязаниях; он сказал мне:

— Конечно, владеть рапирою, саблею и тому подобным оружием — было не вредное, но для нас, русских, гораздо целесообразнее научиться владеть другим оружием — простою деревянною дубинкою, т[о] е[сть] толстою палкою. Это оружие тем хорошо, что его можно добыть всегда, везде, в каком удобно количестве; и, кроме того, всегда можно иметь при себе, не возбуждая подозрений. А вот, посмотрите, как можно действовать этим простецким оружием.

Он сделал несколько быстрых и легких скачков, то почти приседая к земле, то значительно подпрыгивая; при этом он быстро описывал своею толстою, суковатою палкой правильные, отчетливые круги над головой, то в правую сторону, то в левую.

Перейти на страницу:

Все книги серии Польско-сибирская библиотека

Записки старика
Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений.«Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи.Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М. Марксом личностях и исторических событиях.Книга рассчитана на всех интересующихся историей Российской империи, научных сотрудников, преподавателей, студентов и аспирантов.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Максимилиан Осипович Маркс

Документальная литература
Россия – наша любовь
Россия – наша любовь

«Россия – наша любовь» – это воспоминания выдающихся польских специалистов по истории, литературе и культуре России Виктории и Ренэ Сливовских. Виктория (1931–2021) – историк, связанный с Институтом истории Польской академии наук, почетный доктор РАН, автор сотен работ о польско-российских отношениях в XIX веке. Прочно вошли в историографию ее публикации об Александре Герцене и судьбах ссыльных поляков в Сибири. Ренэ (1930–2015) – литературовед, переводчик и преподаватель Института русистики Варшавского университета, знаток произведений Антона Чехова, Андрея Платонова и русской эмиграции. Книга рассказывает о жизни, работе, друзьях и знакомых. Но прежде всего она посвящена России, которую они открывали для себя на протяжении более 70 лет со времени учебы в Ленинграде; России, которую они описывают с большим знанием дела, симпатией, но и не без критики. Книга также является важным источником для изучения биографий российских писателей и ученых, с которыми дружила семья Сливовских, в том числе Юрия Лотмана, Романа Якобсона, Натана Эйдельмана, Юлиана Оксмана, Станислава Рассадина, Владимира Дьякова, Ольги Морозовой.

Виктория Сливовская , Ренэ Сливовский

Публицистика

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное