Учебка. Армейский роман (СИ)

После вынужденной паузы продолжили стрельбу. Вернее, ее продолжил один Шкуркин, у которого остался последний патрон. Остался патрон и у Фуганова, но его заклинило. Патрон пришлось доставать Мищенко. В ожидании команды «Встать» Игорь осмотрелся вокруг себя. В траве, справа от курсанта, ярко желтели латунные гильзы. Тищенко вспомнил, как боялся перед стрельбой, что вылетающие гильзы могут попасть в соседа или самого Игоря и ему стало смешно и неловко перед собой за эти страхи.

Уже начал стрелять третий взвод, а Мищенко все еще не говорил результаты стрельбы последней четверки. «Уж не засадил ли я все три пули в «молоко»? Может вообще мы все по нулям выбили?» — забеспокоился Игорь. Подождав еще минут пять, Игорь не выдержал и подошел к Гришневичу:

— Товарищ сержант, разрешите обратиться к капитану Мищенко?

— Во-первых, твой непосредственный начальник не я, а младший сержант Шорох, а, во-вторых, — что ты хочешь от взводного?

— Товарищ сержант, нам не сказали результаты стрельбы, — пояснил Тищенко.

— Кому не сказали? Вам ведь сказали.

— Никак нет — мне, Фуганову, Шкуркину и Федоренко не сказали.

— Раз не сказали — сейчас скажем.

Гришневич сходил к Мищенко, взял у него ведомости и зачитал курсантам:

— Значит так: Фуганов — пятнадцать. Ха, Тищенко — ты «очко» выбил! Молодец! Ну а у тебя, Фуганов, почему вдруг патрон заклинило?

— Не могу знать, товарищ сержант, — на лице Фуганова возникла обычная в таких случаях гримаса виноватого школьника.

— Чуть ли не Пьер Безухов — ему бы в кино сниматься, — сказал Игорь Антону.

— Не знаю, как Пьер Безухов, а вот на роль бегемота точно подошел бы, — усмехнулся Лупьяненко.

— Так ты не знаешь, Фуганов, в чем дело? — продолжал допытываться сержант.

— Не могу знать, товарищ сержант. Может быть автомат плохой?

— Автомат плохой? Рука у тебя просто на член похожа, а автомат тут не при чем! — безапелляционно заверил подошедший Шорох.

— Надо резче дергать затвор, Фуганов. Так, конечно, тоже может заклинить, но шансов на это гораздо меньше, — назидательным тоном отчеканил Гришневич, и Фуганов на этом был отпущен.

«А все же я неплохо выбил — лучше меня только Улан. И Гутиковский столько же, как и я. Но оба они из первого отделения, так что во втором мой результат — самый лучший. Денисов говорил, что лучших в отделениях поощрят — может и меня в увольнение отпустят?! Хорошо бы было! Да и написать в письме кому-нибудь тоже будет приятно, что увольнение за лучшую стрельбу в отделении получил. Если адрес Ольги узнаю, обязательно ей об этом напишу», — размечтался Игорь. Результатом он был доволен не столько из-за числа очков (он был не слишком высок и для самого Игоря), сколько из-за того, что все остальные стреляли хуже. Настроение Игоря заметно улучшилось, и он начисто забыл о тех мрачных мыслях, которые одолевали его по дороге на стрельбище.

Третий взвод ничем особенным не блеснул. Рысько выбил девятнадцать, Мироненко — шестнадцать, а остальные и того меньше.

— Все же мой Улан показал лучший результат среди всех трех взводов, — довольно заметил Мищенко.

— Молодец парень! — согласился Денисов.

— Так может и в батальоне он первый? Как остальные роты стреляли? — с надеждой спросил Мищенко.

— Скажи мне в любое другое время, что курсант, выбивший двадцать девять из тридцати, может быть не первым в батальоне — я бы ни за что не поверил! Но вчера стреляла третья рота. Там у них какой-то Соловьев выбил все тридцать! Представляешь?!

— Не может быть?! Неужели, правда? — удивился Мищенко.

— Правда. Вон прапорщик Козлов. Он там сам был и видел.

— Что — и в самом деле тридцать выбил? — спросил Мищенко уже у подошедшего Козлова, никак не желая поверить в такой результат.

— Выбил. Я сам мишень видел. Яницкий сказал, что сразу в отпуск этого бойца после присяги отпустит.

— В самом деле, в отпуск?! — на этот раз удивился уже Денисов.

— Не знаю, это конечно дело Яницкого — его рота, но я бы курсанта в отпуск за это не отпустил бы… — пожал плечами майор.

К ним подошел Федоров и вскоре оттуда раздался веселый смех. Обсуждали Молынюка, который из трех выстрелов два послал в «молоко», а один — в «десятку». Сержанты тоже собрались в свой кружок и курсанты на некоторое время были предоставлены самим себе. Все три взвода перемешались и то тут, то там собирались и вновь расходились небольшие группки, весело обсуждавшие все подробности стрельбы.

Перед отъездом в часть Денисов вновь всех построил и объявил, что к вечеру должны быть вывешены боевые листки с результатами стрельбы. Это известие обрадовало Лозицкого и Тищенко, так как обещало несколько часов относительно спокойной жизни, и мизерной, но все же свободы.

Назад ехали весело, много шутили. Сержанты и офицеры вспоминали курьезные случаи из своей службы и к концу пути повеселели даже те, кто не выбил ни одного очка.

На обед шли без обычной в таких случаях муштры и, самое главное — без барабана, к которому уже успели основательно привыкнуть. Когда рота уже поворачивала к столовой, несколько «дедов» (в основном азиатов) завопили истошными голосами, показывая на Фуганова:

— Э-ей! Фуганов!