Учебка. Армейский роман (СИ)

Сашин торопился, но времени было слишком мало — он едва успел несколько раз провести шомполом в стволе. Но Шороху важно было не столько добиться чистоты оружия, сколько «проучить выскочку и маменькиного сынка» Сашина. Гришневич, обычно строгий и требовательный, относился к Сашину довольно мягко, опасаясь его отца. Шорох же с самого первого дня невзлюбил курсанта и порой открыто выражал свое презрение к изнеженному Сашину. Но все же Шорох был вынужден считаться с Гришневичем и Сашин редко подвергался нападкам и притеснениям, а если и подвергался, то не очень строгим и, как правило, в отсутствии Гришневича. Во всяком случае Сашин никогда не ходил ни в столовую, ни на мытье «очек». Гришневич не без оснований думал, что майор Сашин может посчитать для себя оскорбительным такое отношение к сыну. А дослужить Гришневич хотел спокойно, тем более, что помимо Сашина всегда можно было найти «желающих». Такие взаимоотношения между сержантом и курсантом были выгодны Гришневичу еще и потому, что Сашин никогда не пререкался и бежал исполнять приказ точно так же, как и остальные. Если бы Сашин хоть раз напомнил Гришневичу о своем «положении в обществе» и в связи с этим отказался бы что-то делать, сержант, будучи человеком решительным, вряд ли простил бы такую выходку. Но Сашин был покладистым и исполнительным…

Взвод после чистки оружия отправили убирать территорию, потому что больше все равно было нечего делать — не оставлять же курсантов бездельничать. Тищенко и Лозицкий, как и обычно, отправились в ленкомнату делать боевой листок. В окно были хорошо видны работающие граблями и метлами курсанты. От вида этой панорамы Тищенко глубоко ощутил все преимущество своего положения, а когда пошел мелкий дождик и спины товарищей стали темными от влаги, Игорь и вовсе почувствовал себя эдаким средневековым феодалом. «Все-таки в армии обязательно нужно уметь хоть что-то делать или же делать вид, что умеешь. Последнее, в крайнем случае, тоже может помочь. Не сказал бы я Гришневичу, что писал статьи — торчал бы сейчас под дождем. А так полная лафа — сухо, на голову не капает, спокойно и письмо домой можно без лишней спешки написать», — от нечего делать Игорь перебирал все выгоды своего нынешнего положения. Делать ему было нечего потому, что Лозицкий еще только дорисовывал голову очередного громилы с квадратной челюстью и красной звездой на каске, а Игорь уже успел набросать четыре заметки о жизни взвода. «Лозицкому даже не порадоваться, глядя из окна — только закончит «суперрейнджера», сразу же мои заметки надо переписывать… Хотя… А зачем он, в сущности, так торопится?!» — подумал Игорь и решил «помочь» товарищу:

— Лозицкий!

— Чего тебе?

— Тебя что — кто-нибудь в шею гонит? Не торопись.

— А что?

— Посмотри за окно.

— Ну?

— Хочешь туда?

— Что я — дурак, что ли?!

— Тогда не торопись. А то придет Шорох или Гришневич, а они в казарме, наверное…

— Ясное дело — не торчать ведь им под дождем.

— Так вот: придут и посмотрят — а у нас уже все готово. А раз готово — идите-ка Лозицкий и Тищенко, да поработайте немного под дождичком. И в следующий раз не три часа на листок дадут, а один — чтобы дурью не маялись. Да и вообще — не надо торопиться!

— А что?! Пожалуй, что и так.

Игорь принялся писать домой, а Лозицкий — листать подшивку надоедливого и скучного, но единственного журнала «Советский воин» за 1984 год.

— Уже закончыли? — голос Шороха произвел эффект взорвавшейся бомбы — увлеченные курсанты проворонили приход своего командира и теперь молчали, лихорадочно соображая, что бы сказать в ответ.

Отвечать нужно было обязательно и Игорь, чтобы хоть что-нибудь сказать, невозмутимо отчеканил:

— Никак нет, товарищ младший сержант.

— Нет? Тагда пачэму вы вместа таго, штоб делать листок, занимаетесь пастаронними делами? Ты пачэму-та пишэш непанятна што, а Лазицкий чытает журнал. Я не понял?

Игорь незаметно для Шороха подменил письмо на листок, где уже написал заметки и теперь протянул его сержанту:

— Товарищ младший сержант, это я заметки о взводе писал. Мне так сержант Гришневич приказал. А Лозицкий потом начисто переписывает.

— Я пака вижу, што Лазицкий не перэписывает, а чытает журнал! — Шорох вернул Игорю листок с заметками.

— Никак нет, Лозицкий просто ищет в журнале подходящий рисунок для боевого листка.

— Это правда? — спросил Шорох у Лозицкого.

— Так точно.

Но от въедливого младшего сержанта, еще не прослужившего и года, а потому чрезвычайно довольного своим командирским положением, отделаться было не так-то просто. Он увидел листок с уже завершенным рисунком и спросил:

— А это што, разве не листок?

— Листок, — ответил Тищенко.

— Так ведь он с рысункам?

— Мы хотели, как лучше, чтобы найти стреляющего солдата. Как раз по теме получилось бы. Если сейчас Лозицкий найдет, он еще раз перерисует, а этот листок для другого раза оставим. А если не найдем, придется на этом рисовать, — соврал Игорь.

Но Шорох воспринял слова Тищенко с недоверием, и игру пришлось продолжить. Сделав серьезное лицо, Тищенко озабоченно спросил у Лозицкого:

— Ну, как — ничего нет?