Тищенко увидел на столе горку сахара и, прислушавшись, не идет ли хлеборез, спрятал себе в карман три куска. За эти месяцы Игорь понял, что в армии тащат все, что плохо лежит, и уже сам пару раз брал какую-нибудь мелочь: тот же сахар, эмблемки и погоны в каптерке. Если бы кто-нибудь сказал Игорю в институте, что он украдет три куска сахара и будет бояться, что могут обнаружить пропажу(!), он ни за что бы в это не поверил. А сейчас Тищенко даже заерзал на стуле от неприятного ощущения, пришедшего вместе с кражей сахара, и хотел даже выложить украденное назад на стол. Но в это время вернулся хлеборез:
— Что-то не видно твоего сержанта, я ему потом скажу. А ты пока поменяй воду — надо еще в складе помыть.
Хлеборез открыл дверь напротив окошка, и Игорь увидел за ней еще одну комнату. Взяв таз, Тищенко направился на мойку. И тут же неизвестно откуда вынырнул Сапожнев:
— Тищенко, ты где все это время был?
— Как где — возле входных дверей в коридоре пол мыл. Вы ведь сами меня туда послали, — соврал Игорь.
— Вот именно — я тебя послал мыть пол, а ты неизвестно куда ушел. Плохо несешь службу, Тищенко, плохо! — Сапожнев видел, что Игоря забрал к себе хлеборез, но он изобразил полное неведение.
— Виноват, товарищ сержант.
— И пол недомытым оставил. Срочно домыть!
— Есть, — Игорь понял, что Сапожнев знает, где он был все это время, потому что в противном случае младший сержант так просто всего этого не оставил бы.
— И еще — если тебя кто припахивать будет, не работай! И никуда больше не отлучайся без моего разрешения.
— Мне некуда отлучаться — входная дверь все равно заперта.
— Ты не бубни, боец, а внимательно слушай, что тебе твой командир говорит. Предупреждаю: ты не должен работать ни в каких хлеборезках! Понял?
— Так точно, — угрюмо кивнул Игорь, не понимая, к чему клонит младший сержант.
— Смотри — я тебя предупредил. А то учишь вас, учишь и никакой отдачи. А если что случится? Сколько таких случаев было — припашут смалодушничавшего «духа», а потом изобьют где-нибудь до полусмерти. А «дух» командиру заранее не доложит и потом сержанту надо отвечать за такого придурка! А доложил бы сразу — все могло бы быть по-другому. Все понял?
— Так точно. Разрешите идти?
— Иди и помни, о чем я тебе сейчас говорил, — Сапожнев пристально посмотрел в глаза курсанта.
Игорь принялся домывать пол, время от времени, поглядывая на двери хлеборезки. Тищенко хотел войти и рассказать обо всем хлеборезу, но его что-то сдержало. Наконец дверь открылась, и из нее выглянул хлеборез. Игорь вскочил от неожиданности и бросил тряпку на пол.
— Тебя только за смертью посылать! А ты что, собственно, здесь делаешь?
— Мне младший сержант приказал домыть пол. Я лучше домою, а потом опять приду, а?
— Время поджимает — скоро хлеб должны привезти. Ну, да ладно — можно и так.
— Только…
— Что еще?
— Он мне приказал, чтобы я нигде больше не работал. Даже про хлеборезку что-то сказал.
— Что-о, про хлеборезку сказал?!
— Да. Слушай, а ты не мог бы с ним поговорить — я думаю, что он отпустил бы меня.
— Я тоже так думаю. Черт, достал меня твой сержант! Где он сейчас?
— Вроде бы в зале был.
— Вроде бы… Вечно нет, когда нужен! Домывай пока пол, а я пойду и все ему скажу.
Хлеборез довольно скоро вернулся и пояснил:
— Отпустил.
— И даже ничего не сказал? — у Тищенко вдруг возникло подозрение, что хлеборез его обманывает.
— Почему не сказал — сказал. Говорит: «Пусть работает, если он сам не против». Ты ведь не против?
— Наверное, не против, — слова хлебореза были похожи на правду.
Игорь отправился за чистой водой еще раз. Мухсинов и Хусаинов уже почти все перемыли и теперь наводили в мойке порядок.
— Шито всо время с вода ходышь? — спросил удивленный Мухсинов.
— Еще не все сделал, — уклончиво ответил Тищенко.
— А Абдухаев и Шкурка уже давно всо закончыл?
— Им только ряды нужно было помыть и столы. А мне еще и коридор Сапожнев сказал, — пояснил Игорь.
Ему почему-то не хотелось говорить истинную причину задержки. С одной стороны ничего зазорного в работе у хлебореза не было, но с другой Тищенко все же не хотел афишировать, что его припахали. Набрав в таз чистой воды, Игорь отправился назад. В зале его вновь остановил Сапожнев:
— Что, Тищенко, в хлеборезку идешь?
— Иду. А разве хлеборез с вами по этому поводу не говорил? — удивился Игорь.
— Да говорил, говорил… Что же я сделаю, если ты чуть ли не сам напросился? — с насмешкой сказал Сапожнев.
— Никуда я не просился. Он сам меня…
— Что — припахал?!
— Попросил.
— Ну-ну — иди, раз попросил, — опять с иронией сказал младший сержант.
«И чего ты лыбишься, придурок?! Сам, наверное, не только в хлеборезке мыл, когда был «духом». Да и это только со мной ты герой, а когда с Курбаном разговаривал, то назад пятился, как рак!» — с досадой подумал Игорь.
— Чего ты так насупился? — спросил у него хлеборез.
— Так просто… Скоро наши в казарму пойдут.
— А-а, так вот ты о чем. Слушай — у меня к тебе предложение. Ты очень спать хочешь?
— Вообще-то хочу, — Игорь подозрительно посмотрел на хлебореза.