Учебка. Армейский роман (СИ)

— Ц-ц-ц, — щелкнул языком и засмеялся Резняк. — Ну и дурак же ты, Тищенко! Они просто в учебном центре грелись, чтобы с нами здесь на холоде не торчать!

— Резняк, закрой рот, душара! — сержант грозно сверкнул глазами.

Ему не хотелось, чтобы Мищенко, подходя ко взводу, услышал какие-нибудь разговоры. В противном случае капитан мог подумать, что Гришневич плохо поддерживает дисциплину. Взгляд сержанта был настолько красноречивым, что ни Резняк, ни кто-либо другой не решились больше разговаривать. Взвод встретил Мищенко гробовой тишиной, которая показалась капитану довольно гнетущей. Взводный решил, что взвод просто недоволен бесцельным ожиданием.

— Пока ничего точно не известно, но одно могу сказать твердо — на машинах мы никуда не поедем, — сказал капитан каким-то виноватым голосом, — но сам же рассердился из-за своей минутной слабости и решительно добавил, — Поэтому пока будем стоять до получения приказа. Расходиться нельзя! Стоять по стойке «вольно». Без нужды особенно не переговариваться, ну а если уж очень невтерпеж — говорить шепотом.

— Что же ещё делать, кроме как разговаривать?! — недовольно шепнул Тищенко на ухо Антону.

Так простояли еще полтора часа. Подошло время завтрака, но никаких намеков на отбой тревоги не было.

— Черт — может, вообще завтракать не будем?! — раздраженно проворчал Петренчик.

— Почему — может, как раз сейчас дадут отбой тревоги? — неуверенно возразил Доброхотов.

— Как же — дадут! А хоть и дадут — в столовую ведь с автоматом не пойдешь! А пока сдадим оружие, минут с сорок пройдет, как минимум. Вот и считай, когда мы будем завтракать!

Наконец, дали отбой тревоги. В столовую, как и предсказывал Петренчик, попали лишь через час. Все уже основательно остыло, и каучуково-резиновая каша большого аппетита не вызывала. Но ее все же ели. Ели уже хотя бы потому, что все равно ничего другого больше не было.

Суббота пролетела быстро. До обеда занимались на телеграфных аппаратах, а после обеда убирали территорию. Боевой листок Лозицкий вновь делал один — опала Игоря продолжалась и даже усилилась в последнее время после случая с шинелью.

После уборки взвод отправился в казарму, а Тищенко, Гутиковский, Кохановский, Фуганов и Мазурин — в столовую, где должны были «наводить порядок». Там же Игорь увидел и других курсантов из второй роты — Мархуту, Петрова, Абдухаева, Хакимова и Исломова.

— Чего это из нашего взвода почти половина команды? Что нам — больше всех надо? — недовольно спросил Мазурин.

У входа их поджидали Атосевич и какой-то капитан, которого Игорь видел лишь пару раз, да и то мельком.

— Ну что, залетчики — есть желание работать?! — насмешливо спросил Атосевич.

— Почему это мы залетчики? — обиделся Гутиковский.

— А кто же вы? Конечно залетчики! Я специально приказал, чтобы мне залетчиков отправили. А ты, из какого взвода?

— Из второго.

— Тогда ты, может, и не залетчик. Сегодня вообще только второй взвод должен был работать, а из остальных — залетчики.

— А-а, — обрадовался Гутиковский.

— А чего ты радуешься? Сам смотри — в команду попали те, кто в последнее время залетал чаще других: я, Мазурин, Кохановский, Фуганов…, — Игорю не понравилось то, что Гутиковский стремился выделиться и попасть в привилегированное положение.

— Но я ведь не залетал!

— Значит, просто чем-то не угодил сержанту. Просто так он тебя сюда не отправил бы! — Игорь специально придал своему голосу полную уверенность в собственной правоте.

Но Гутиковский испуганно принял все за чистую монету:

— Ну да? А то я смотрю, что это он на меня сегодня косился. Может, что на тревоге не так было?

— Может и на тревоге…

— Так, орлы — кончаем базар и слушаем боевую задачу! Эй, воины ислама — вас это тоже касается! — Атосевич за пятнадцать секунд навел идеальный порядок и предоставил слово капитану.

Капитан коротко пояснил, что нужно делать и вместе с Атосевичем повел курсантов за угол столовой. Там он открыл одну из дверей и вошел внутрь. Постепенно за ним туда вошли и остальные. Комната была довольно большой, но ее размеры скрадывались из-за ужасного бардака и хаоса. Казалось, будто здесь был произведен обыск. По углам в живописных кучах лежали тряпичные горы хэбэ, рваных, засаленных подменок и поварских рубах, затасканных временем и человеческой неаккуратностью до неузнаваемости. Среди этих грязных айсбергов высились нагромождения наполовину сломанных стульев и столов, в углу валялись какие-то заплесневевшие котелки. К тому же, все это было покрыто толстым слоем пыли.

— Да уж, — озадаченно произнес капитан и задумчиво обвел комнату глазами.

— Что будем со всем этим делать? — спросил Атосевич и брезгливо пнул сапогом один из заплесневевших котелков.

Котелок упал на кучу стульев и с грохотом исчез в ее недрах. Капитан едва заметно вздрогнул и вопросительно посмотрел на прапорщика. Атосевич понял, что его вопрос не дошел до адресата и вновь спросил:

— Я говорю — что будем делать? Ну и бардак же тут!

— Да уж — бардак! Я даже не знаю, что. Может, уберем? Все равно когда-то надо все это разгребать? — капитан вопросительно посмотрел на курсантов.