Учебка. Армейский роман (СИ)

Пока Лозицкий переписывал черновики заметок в «Боевой листок», Игорь занялся письмами. Он написал ответ Гутовскому и домой. Листок был готов за полчаса до ужина. Игорь обратил внимание на типографскую надпись вверху листка: «С территории части не выносить!». «Интересно, о чём это в нём можно прочесть? А может это на всякий случай — вдруг какая серьёзная информация просочиться?! Хотя вряд ли — просто обычная перестраховка», — подумал Игорь и заулыбался.

— Ты чего улыбаешься? Я опять страшно нарисовал? — забеспокоился Лозицкий.

— Да нет, я фразу на листке прочитал.

— Какую?

— Да вон, вверху.

Лозицкий прочёл надпись и рассмеялся:

— Да-а, огромная это тайна, что вы с Петренчиком очки чистили. Между прочим, Мухсинов и Хусаинов чистый «Боевой листок» разорвали пополам и нам нём написали письма домой.

— Если бы Бульков увидел, то отправил бы их на очки.

— Может, и не отправил бы. Это только у нас во взводе: чуть что — на говно!

— Ладно, Лозицкий, пора уже листок вывешивать.

— Так пойдём, чего ждать?

— Надо ещё подписать, кто делал.

Хотя Тищенко формально и не был редактором, но свою фамилию тоже хотел видеть на листке. Словно угадав его желание, Лозицкий написал в самом низу листка: «Редколлегия второго взвода: курсант Лозицкий, курсант Тищенко».

Листок второго взвода заметно выделялся среди остальных и Гришневич похвалил курсантов.

После ужина возле листка столпилась почти половина взвода — всем хотелось прочесть его содержание. Валик и Кохановский никак не отреагировали на критику, а вот Фуганов неожиданно надулся и обиженно ушёл. Петренчик тоже не выказал большого восторга и, найдя Игоря, раздражённо спросил:

— Зачем ты про нас написал?

— Надо было о недостатках писать.

— Так ты сам инициативу проявил?

Игорь понял, что объяснять Петренчику бесполезно и решил соврать:

— Почему это сам? Мне Гришневич сказал. Он вообще сказал про очки написать, а я на свой страх и риск это опустил.

— Это хорошо. Зачем нам, чтобы вся рота про эти паскудные очки читала?! — обрадовался Петренчик.

После вечерней поверки Гришневич построил взвод и объявил:

— Завтра с утра поедем в городскую баню. Нужно три человека, чтобы получить бельё на складе у прапорщика Вакулича. Да ещё дежурного надо назначить, чтобы он поменял для взвода майки, трусы и портянки. Те, кто пойдёт к Вакуличу, поедут в баню вместе с ним. Поедут рано — где-то в половине шестого. Кто желает сам?

К Вакуличу вызвались идти Байраков, Албанов и Сашин.

— Старший — Байраков. Подъём в пять утра, дневальный разбудит. А дежурным мы назначим…

— Иди, Коршун, — предложил Резняк и исподтишка ударил соседа.

— Да пошёл ты! — Коршун развернулся с явным намерением дать сдачи.

Гришневич заметил возню и недовольно прикрикнул:

— Коршун! Была команда «смирно», солдат!

Коршун испуганно затих, а Резняк расплылся в ехидной улыбке.

— Дежурным будет… Фуганов.

Забыв о Коршуне, Резняк сосредоточил своё внимание на новом объекте для насмешек. Позвав Фуганова, он ехидно зашептал:

— Что, жирный, придётся тебе завтра пометаться, как сраному венику. Но тебе будет полезно — может, срака похудеет.

Гришневич продолжал наставления:

— Смотри, Фуганов, самые лучшие майки, трусы и портянки ты должен принести мне и младшему сержанту Шороху. Понял?

— Так точно.

— А если, не дай Бог, хоть одной майки не будет — будешь метаться до тех пор, пока не найдёшь. Понял?

— Так точно, — хмуро повторил Фуганов.

— Ты веселее отвечай, солдат — служба только начинается. И ещё: завтра с летних лагерей приезжают все наши офицеры — командир роты майор Денисов, замполит капитан Ходоренко, наш взводный старший лейтенант Мищенко. Это я не к тому говорю, чтобы вы радовались, а к тому, чтобы завтра все были подшиты и отутюжены.

— Товарищ сержант, так ведь скоро отбой! Когда же нам гладиться? — невольно вырвалось у Мазурина.

— Ну и что с того, что отбой? Запомните: с двух ночи до подъёма — ваше личное время. Можете подшиваться, гладиться, кто сегодня не успел. Ясно, Мазурин?

— Так точно, товарищ сержант.

— Хорошо, что ясно. А сейчас бегом мыть ноги, чистить зубы и чтобы через десять минут все лежали в койках. Разойдись!

Всё это время Шорох безмолвно простоял рядом с Гришневичем.

Перед тем, как лечь спать, Игорь удостоился одобрения сержанта:

— Молодец, Тищенко, хороший вы листок с Лозицким сделали. Ты теперь у нас приобрёл квалификацию, ты теперь журналист-сантехник.

Услыхав слова сержанта, Резняк мерзко заржал, но, взглянув на каменное лицо Петренчика, резко осёкся.

Глава девятая Баня