Учебник юного волшебника

Необычный, до великолепия, вечер стремительно надвинулся на искусственную возвышенность, насыпанную бойцами. Как ни крути, но этот холм был лучшим местом, чтобы выжидать и держать оборону. После ухода личного состава с места стоянки, мы приложили массу усилий, чтобы сделать это место, как можно более неприступным. Вкопали копья, оставленные специально для этого. Устроили множество неровностей. Подготовили несколько неудобных перепадов высот для тех, кто вздумал бы лезть к шатру. Ну и распределили обязанности на случай прямой атаки.

Деятельность кипела до момента, когда уже больше нельзя было делать что-либо без риска подвернуть ногу или напороться на копье. Темнота, надвинувшаяся на степь, была поистине вселенской. Тучи висели над головой так низко, что можно было видеть каждую завитушку от перевернутого моря воды над головой. Моря, которое не хотело проливаться на землю, несмотря на все наше желание.

Каждый из нас, прекрасно понимал, что этой тьмы много не в тучах, а в том, что им каким-то образом не дают пролиться. Это пугало. Но мы были ветеранами и с наступлением тьмы все кроме одного сотенного отправились спать. Часовой занял подготовленное место у входа в открытый шатер. Костер, утопленный в землю, освещал внутреннее пространство шатра и тех, кто спал внутри. Часовому оставалось только наблюдать за их спокойным сном и слушать окружающую ночь.

Мое время дежурить было последним. Под утро, я вылез из палатки, устроился поудобнее в окопчике и стал вслушиваться в окружающее пространство. Увидеть, по-прежнему, было ничего нельзя. А вот услышать, по-прежнему было можно много. Постукивания камешков со всех сторон говорили мне, что мы не одни. Но сержант, который сторожил до меня, уверял, что все по-прежнему, спокойно. Это самое “по-прежнему” он объяснил тем, что стук шел всю ночь. Ничего нового не происходило. И хотя стучало со всех сторон, но достаточно тихо и, вроде бы, далеко. Ну и пусть себе стучит. Мало ли что могло взбрести в голову всей той живности, которая жила по соседству.

А потом, вдруг, безо всякой причины горизонт загорелся…

***

Ах, уважаемый читатель, как же все-таки хорошо иметь возможность самому выбирать, чем заниматься днем. А главное как полезно. Сегодня утром, я специально попросил у учителя распределить меня в помощники к рабочим, отвечающим за убранство покоев. А ближе к вечеру специально наблюдал за охранником покоев первокурсников. Не думаю, что понял все, что сделал с ним учитель, но кое-что знаю наверняка.

***

Работать вместе, это особенное чувство. Заставляет стремиться к цели сильнее. Заставляет слушать и слышать товарищей. Работать вместе с племенем это прекрасно.

А еще прекраснее быть шаманом и делать волшебные вещи. Но вот про волшебные вещи – это я раньше так думала. До тех двух ночей. А когда мы все вместе собрались в цепочку, а следующей ночью сгрудились вместе, держась друг за друга, мне стало понятно, что ничего хорошего в этом занятии нет. Нет, ну вы не подумайте, всегда приятно достать лягушку из пруда без погони за ней. Но вот ведь шаман, до того как ушел в запой, так не делал. И ведь я теперь понимаю почему. Потому что это больно.

Ну… как больно? А вот так вот и больно. Все племя, помогало держать посох вождю в тот день, а потом и ночью. И каждый на себе прочувствовал, что значит это самое «больно». Эту самую боль от волшебства, я никогда не забуду. А уж описывать даже и пытаться не буду. Это как будто бы… Нет не смогу… Даже не просите. Порезанный палец, ушиб и много чего еще… Сравнить я не смогу. Это… Оно – другое. В общем, шаманы поймут, а остальные нет. Ну, наше племя еще. Те, кто там был.

Но мы то знаем. Собрались вокруг вождя, держимся друг за дружку и сидим под этим страшным небом из туч. И четко знаем – что эти самые тучи и есть «больно». А как так – знаем? Знаем и все. Какая боль? Так вот же она – над головой, темная, плавает себе. И чем дольше плавает – тем тебе больнее. А ты держись друг за друга и терпи. А если отпустил остальных, боль тут же пропала. Но остальным теперь этой боли больше на каждого. Так что, лежит вождь в середине, чтобы руки к посоху легче прижимать, а вокруг гоблины пятном на степном покрывале к нему и друг к другу привалились, чтобы легче держаться было. Но я то чувствую, что держаться от этого не больно то и легче. Надо все равно держаться самой – усилия прикладывать. Вот такая она боль, что и отталкивает от себя.