Учебник рисования

— Вы смогли бы наметить перспективы для России — сегодня никто не смотрит так далеко. Вы должны занимать государственный пост. Вы дадите людям надежду.

— Надежду? — Это не входило в планы Рихтера. Мерзость запустения — вот что ждет народ, впавший в корыстолюбие, в пороки языческие и грехи содомские. Думаете избежать кары? Льстите себя надеждой, что прохвост в оранжевом галстуке и жирный врун в дорогих перстнях посулят вам манну небесную и прощение? Не будет вам прощения, отступники.

III

Как всякий пророк, Рихтер легко впадал в гнев. Оттого, что новый исторический проект не был им сформулирован до конца, он ярился на детали, раздражался на страны и народы, чаще прочих недовольство вызывала Россия. Он связывал с ней планы истории, он поверил в нее — и что же? В своих беседах с Татарниковым он то превозносил роль России в грядущем, то отменял ее перспективы вовсе.

— И кто будет новым матадором? — спросил однажды Татарников (фраза о матадоре и золотом быке была сказана и в его присутствии). — В прошлом веке была Россия. Напрыгались мы на арене.

— Теперь Россия не справится, — сказал Рихтер, оценивая возможности, — она уже не понадобится.

— Как это — не понадобится?

— В новом проекте всемирной истории для России места нет, — Рихтер говорил тоном, соответствующим пророческой роли — горько, весомо, окончательно.

— Ну, знаете, — сказал Татарников, — это как если бы я бросил жену на том основании, что она стала старая и у нее ноги толстые. Вы уж, будьте добры, отыщите местечко и для России. Жена, она и есть жена, куда денешься. Вот я живу с Зоей уже двадцать лет, а нравится она мне или не нравится — это значения не имеет.

— Неужели, — спросил Рихтер заинтересованно (вопросы отношения полов его живо волновали, несмотря на масштаб главной задачи), — вам безразлично, как выглядит Зоя Тарасовна? На мой взгляд, очень приятная женщина.

— Я не знаю, как выглядит Зоя Тарасовна: не вижу ее со стороны. Уважаемый Соломон, для русского безразлично — входит Россия в генеральный план истории или нет, а для мужа все равно, как выглядит жена. Я не отделяю Зою Тарасовну от себя.

Рихтер изумленно поднял брови.

Точь-в-точь так же он поднял брови и сегодня, когда речь зашла о надежде.

Какая надежда может быть для народа, поклоняющегося золотому быку? Отрекитесь от идолов — и будет вам надежда.

Следовало предположить, что четвертая парадигма истории, которой пришла пора появиться сегодня, имеет прямое отношение к первой Идее, прямое отношение к тому первому Завету, что властно владел мыслями Соломона Моисеевича. Зачем его назвали Ветхим? Первый — вот верное слово! Новый, ожидаемый проект будет силен лишь в том случае, если воскресит ту, основную, идею. Сегодня слова Первого Завета должны быть произнесены вновь — отчетливо и внятно, чтобы остановить произвол. Дело зашло слишком далека социокультурная эволюция развивалась сама по себе, объявила себя цивилизацией, прославила силу вещей более, нежели Дух и Разум. Кровавый двадцатый век есть результат неуправляемой социокультурной эволюции, движение событий вышло из-под контроля. Требуется новое слово — чтобы придать смысл дням и числам.

Если первая парадигма воплощала веру, вторая — красоту, третья — знание, то четвертая, новая, в коей нужда именно сейчас, перед лицом хаоса, четвертая парадигма должна воплощать право. Это должно быть Право с большой буквы, такое, что обладает большими правами, нежели сиюминутные привилегии, розданные чиновникам и генералам.

Соломон Моисеевич предчувствовал, что новая концепция истории должна родиться из этой крепости — это должен быть всемирный Проект права.

Рихтер рассеянно прихлебывал чай, отвечал на реплики Юлии Мерцаловой. Время (его время, то, в котором жил он) неслось неимоверно быстро, точно самолет в пустом небе истории. Небо свивалось в спирали, свистело и выло, а Рихтер сжимал штурвал самолета, определяя курс.

Однако и летчикам свойственно испытывать голод. Соломон Моисеевич как обычно протянул руку вперед и пошевелил пальцами. Обыкновенно домашние угадывали его желание и вкладывали в пальцы Рихтера искомые продукты. Как на грех, Татьяна Ивановна закрылась у себя в комнате, Юлия Мерцалова была не подготовлена к капризам старика, а сыр и колбаса не были обучены специально, чтобы примчаться с кухни и предложить себя пророку. Никто их предварительно не намагнитил, а рука Рихтера была не металлическая, — сами по себе предметы в руку Соломона Моисеевича не прыгнули. Рихтер с недоумением посмотрел на свою руку, взглядом послал упрек в сторону кухни и снова пошевелил пальцами. Рука осталась пустой, сыр и колбаса равнодушно лежали на тарелке. Сыр и колбаса изображали независимость от его, Рихтера, воли. Так и события социокультурной эволюции: они протекали будто бы сами по себе, независимо от генерального проекта, независимо от воли творца. Но срок придет, и они обретут должное место в истории. Ведь и сыр рано или поздно — не избежит своей участи: будет съеден.