Учебник рисования

Ситуация в конце века поменялась. И не только в России, не обольщайтесь; ситуация везде поменялась. Теперь для строительства новой империи удобно стало объявить движущей силой истории — интеллигенцию. Она себя, впрочем, двигателем истории давно считала. Ей, интеллигенции, было обидно; ревновала она пролетариат к истории. И пора было интеллигенции выйти на сцену: процесс труда изменился — рабочий класс размылился и перестал быть тем классом, который рассматривали теоретики прошлого. Пролетарии теперь сами интеллигенты, хотят чисто одеваться и подавать нищим. Или — не подавать. Но строить новый порядок из чего-то надо; и можно это делать только из одного-единственного материала — из ущемленных амбиций большого скопления людей, которые наберутся наглости говорить от имени народа. И мы посмотрели вокруг — из чего сегодня строить прикажете? Крестьянская революция уже была; тогда порядок строили руками крестьян. Пролетарская революция была; буржуазная революция тоже была. И тут мы увидели, что интеллигенция во всем мире сформировалась как класс — как готовый к употреблению строительный материал. Сформировались ее амбиции и ее претензии: Буковский ведь не потому рыбакам в Баренцевом море не сочувствует и не потому иракских деточек на защищает, что у него запал правозащитности вышел. А потому он их не защищает, почему рабочий Путиловского завода не защищал кулака. Они ему — чужие, он защищает свой класс: люмпен-интеллигенцию. Так возник во всем мире второй авангард — и он потребовал нового теоретического базиса. Стало быть, надо было обеспечить второе издание авангардной макулатуры, и мы, бюрократы и держиморды, повернулись к вам. И спросили вас: а можете нам снова напечатать свободолюбивых брошюр? Настричь манифестов сумеете? За права интеллигенции хотите бороться? Прорыв в цивилизацию не желаете осуществить? А вы уже наготове стояли — вас и звать особенно громко не пришлось. Дайте нам второе издание авангарда, мы вам задание дали. А вы что же? Сломя голову исполнять бросились. Обеспечили второе издание, и даже перевыполнили план. Мы и ждать не ждали, что изо всех щелей самовыражение полезет; сколько ущемленного народу нашлось! Мы, держиморды, сидели и смотрели: как головотяп Тушинский пыжится переделать Россию в пятьсот дней, как пидорас Снустиков-Гарбо в женской комбинации корячится, как вы, Борис Кириллович, в цивилизацию рветесь. Я, помню, в Биарице на пляже — с Диком Рейли, с сэром Френсисом Гибсоном — взял в руки ваш труд, и мы вашей теорией зачитывались. Френсис спросил тогда: а зачем интеллигенту цивилизация? Понятно, зачем пролетарию цивилизация нужна — улучшить условия труда; а интеллигенту — зачем? Морковку свежую в супермаркете покупать? Так ведь интеллигенту Данте должен быть нужнее. Интеллигент, он цивилизацию с собой носит, ему ее дать нельзя. Но в то время интеллигенция уже осознала себя холуйским классом и стала бороться за свои права. И она, вашими устами, Боря, закричала: хотим в цивилизацию! Дайте достаток, положенный среднему классу! Не пущают, дайте дорваться! Милый Борис Кириллович, когда человек начинает бороться за свои права, это значит, что он понял, что он холуй.