Учебник рисования

Толпа мертво стояла на стылом ветру — ждали, что в соседней могиле найдет покой и хорек. Но решение — государственное решение, — где именно будет погребен хорек, еще не созрело. Тянули, тянули власти с решением, как всегда растерянные и не готовые к нестандартным ситуациям. Участники процессии наблюдали, как один за другим выскакивали из толпы порученцы — брякали звонки мобильных телефонов, и торопились молодцы в черных костюмах согласовать вопрос: так куда же? куда гроб нести? Вот головорез в черном костюме ответил на звонок мобильного телефона, кинулся, выпучив глаза, к машине, сел за руль и умчался прочь за бумагой или печатью. Вот подкатил лимузин Басманова, вот вышел Герман Федорович с траурной лентой на рукаве, вот сверкнул он золотыми зубами — что-то сказал главе процессии. И вот снова потянулось шествие, обрастая все новыми и новыми людьми, потянулось прочь от Донского монастыря, снова через весь город. Шли и шли, нескончаемой вереницей шли скорбные люди через Москву к Кремлю. Кого, кого хоронят, спрашивали старушки, крестили гробик и плакали. А маленький-то какой, не дали дитятке пожить, сгубили! Сгубили! И полетело над толпой брошенное нищенкой слово — сгубили! Опять не дали России подняться с колен, едва сыскался спаситель — так и убили спасителя. А как убили-то? А знамо как, подкараулили — и убили. Сгубили, зарезали. Зарезали? Зарезали?! И плакали нищенки, и целовали гробик. А он-то добра хотел, добра нам хотел. Да разве ж такому махонькому с этими иродами справиться? Разве дадут? Зарезали!! Как царевича Димитрия — вот так же зарезали! Дайте, дайте к гробику подойти, дайте потрогать, не мешайте, пустите к гробику, к святому гробику!

Если про похороны Сыча можно сказать, что его хоронила русская интеллигенция, то хорька хоронила вся Россия. Долгий путь от Донского до Кремля занял целый день до вечера, и толпа все росла. Когда подошли к Кремлевской стене, к той самой, где покоился прах правителей этой несчастной и обделенной удачей земли, толпа разрослась уже настолько, что глазу было не охватить ее. Те, что стояли далеко, поднимали над головой детей, чтобы дети могли видеть, запомнили и рассказали своим детям. Дети плакали. Голосили старушки. Играл похоронный марш, но звуки его тонули в шуме людского моря.

Хорька решено было не кремировать, но, ввиду того, что гроб с его останками невелик, поместить гроб в нишу, сооруженную подле тех ниш, в которых стояли урны с прахом государственных деятелей. И когда наконец гвардейцы подняли гробик к нише, поместили его внутрь Кремлевской стены, когда молчание — рвущее душу молчание — сковало толпу, тогда ударил прощальный орудийный салют. Били орудия с лафетов установленных непосредственно на Красной площади, и отвечали залпами тяжкие пушки московского гарнизона, бухали разрывы за Каменным мостом. Так прощалась страна со своим героем, так прощалось правительство с личностью, возглавившей борьбу за реформы, так прощался народ со своим заступником — а многие в толпе шептали, что так прощается Россия со своим будущим.

ЭПИЛОГ

I

Все умирают вовремя. Приходит срок — и люди умирают, и империи разваливаются, и идеи, питавшие их, исчезают, с этим ничего не поделаешь, и роптать не следует. Смерть случается тогда, когда жизнь исчерпала свои возможности, — вот и все.