Читаем Учебник рисования, том. 1 полностью

- Судите сами: гондон, адюльтер, минет. Всех этих слов на русском нет.

- Правда.

- Интересна этимология слова «жопа». Происходит оно от французского «faux pas», то есть «ложный шаг». В России это «фо па» традиционно употребляли в смысле «обмишуриться», «совершить оплошность», «попасть впросак» - иными словами: оказаться в жопе.

Тут и тугодум Клауке догадался, что над ним смеются. Он улыбнулся интеллигентной европейской улыбкой. Не насмешливая, но, напротив, извиняющая, она обычно обезоруживала агрессивного собеседника. Не стоит труда надо мной смеяться, говорила эта улыбка, я и сам над собой охотно посмеюсь, хотите?

Он улыбнулся еще шире, еще лучше и проще, и сказал:

- Вы, вижу, патриот?

Татарников замешкался с ответом.

- Ну какой я патриот, - сказал он, - ну чего я патриот, чего бы это? Вероятно, я патриот своего Севастопольского бульвара, герр Клауке. Есть такая улица в Москве, в Чертанове. Есть и в Париже, вы, верно, знаете, бульвар Себастопль? Пожалуй, коннотации у этих названий разные. Вот Севастопольского бульвара я, пожалуй что, патриот. Хотя тоже вряд ли. Мерзкая улица. - Татарников подумал. Гнусное место. Нет, в самом деле, место нехорошее, какой, к чертям, патриотизм. Но, что правда хорошо - это подземный переход с разными торговыми точками. Зоя, жена моя, сетует, что я слишком часто хожу туда - покупать «Гжелку». Знаете, что такое «Гжелка»? Это водка такая. У слова «Гжелка», - он серьезно смотрел на Клауке, и тот столь же серьезно стал смотреть на Татарникова, - у слова «Гжелка» нет европейских корней. Я патриот подземного перехода на Севастопольском бульваре, герр Клауке. Не бывали?

Гости облегченно рассмеялись. В конце концов все кончилось неплохо. Клауке хихикал и просил написать слово «Гжелка» на бумаге. Кузин подсел к Татарникову с рюмкой шабли. - Не хотите ли, Сергей? - Я лучше водочки. Глядя в глаза Татарникову, Борис Кириллович простил и чокнулся. Обошлось.


V


Н он меня простил, - сказал Татарников Рихтеру. - Борис Кузин великодушнее Сципиона Африканского. Мы помирились. А дальше, как обычно: шабли, холодец, убеждения. А потом пришли главные.

- Какие-такие главные, - спросила Татьяна Ивановна, - которые за холодец платят?

- Можно сказать и так. Басманов и Луговой.

- А это кто такие? - спросил Соломон Моисеевич рассеянно.

- Басманов и Луговой пришли к Кузину? - ахнул Павел. - Зачем?

- А по простой нужде, по бандитской. - Татарников прихлебывал водку и с удовольствием смотрел на семейство Рихтеров. - Пришли они, чтобы организовать сбыт краденого.

- Вот так-то, - сказала Татьяна Ивановна, - по тысяче рублей бутылки покупать. Раскатал губу. Тебе лишь бы все послаще, Соломон. Гляди, достукаешься.

- Соломон Моисеевич здесь вовсе ни при чем, - защитил друга Татарников. - Уверяю вас. Ему такую аферу не провернуть - для него мелковато. Вам бы исторический процесс в целом подделать, правда, Соломон? Но начинается-то с мелочей, согласитесь. Вчера, например, было решено наладить производство картин авангардистов - авангардистов первого авангарда, если пользоваться этой безумной терминологией.

- Как это - производство?

- Нормальная рабочая артель. Фальшивки, подделки. Артель по изготовлению картин авангарда. Малевич и компания. Благо подделывать квадратики несложно. Это, Соломон, так же несложно, как призывы штамповать - тяп-ляп. И шедевр готов. Госпожа Кранц будет удостоверять подлинность, господин Кузин - выступать с лекциями, господин Клауке - продавать западным музеям, бойкий мальчик Кротов гарантирует поддержку прессы, а господин Татарников, если надо, обеспечит историческое прикрытие - расскажет, как дело было в семнадцатом году. Ну а благословит все это святая Церковь - отец Николай, мой лучший друг. Всем работа нашлась.

- Какой стыд! - воскликнула Лиза.

- Их надо разоблачить! - сказал Павел.

- Опять тяга к подвигам, молодой человек. Кого и зачем разоблачать?

- Подделки.

- Какие же именно, молодой человек? С каких фальшивок прикажете начинать расследование? С подвига Гастелло или с Ленина на броневике? А может быть, с Петра? Разоблачим-ка мы с вами Петра Первого, а?

- Речь идет о профессиональной этике, - резко сказал Павел. Как художник он почувствовал ответственность за свой цех, - фальшивка должна быть названа фальшивкой.

- Вот я и спрашиваю, юноша, отчего же вы только теперь хватились. Почему подделка Малевича - фальшивка, а сам Малевич - не фальшивка? Когда авангард подделывал искусство, это было подлинником, но подделывают авангард, и это становится фальшивкой - я правильно понял? Петр Первый подделывает Европу, это подлинник; но Борис Ельцин подделывает Петра - и это фальшивка. Так? Растолкуйте мне, старику, и все встанет на места. Подделка поддельного карается законом, а? Как там с профессиональной этикой?

- Малевич - подлинный, - неуверенно сказала Лиза.

- Подлинный художник? Подлинный кто? Как жалко, милая Лиза, что вчера вы не участвовали в дискуссии.


VI


Вчера было так.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза