Учебный отпуск. Часть 1. Гром над Балтикой.

Заметив угрозу, немцы идут по дуге вниз, набирая скорость. Тяжелый "Фокке-Вульф" пикирует лучше "Яка". Правда – ему труднее выходить из пике. Но мы не успеваем подловить немцев на выходе. Они уже оторвались достаточно далеко.

Василий решает преследовать немцев. Я начинаю слегка беспокоиться. Но пока не вмешиваюсь. Пара Кирилла опять захватила высоту и угрожающе нависла над местом схватки.

Немцы решили атаковать. Смелые, гады… Надеются поймать нас на лобовой. Да, пару попаданий их истребитель может и выдержит, а "Як" они своим мощным огнем развалят наверняка. Ну, Вася, давай!

— В лоб не ходить! Идем вверх! — правильно…

Благодаря нашей отличной скороподъемности мы уклоняемся от атаки и уходим вверх… Немцы проскочили без стрельбы и понеслись дальше, набирая скорость. Уйдут? Нет! Опять лезут вверх! Вот, упрямые сволочи! Ну, держи…

Однако "держать" пришлось нам… Забытый всеми ведомый-одиночка не удрал. Он отошел, поднабрал скоростёнки и атаковал. Атаковал ведущего звена. Атаковал истребитель Василия слева-снизу. Я его атаку прозевал. Только периферическим зрением отметил мелькнувшую тень, а потом "Фокке-Вульф" расцветился пламенем пушек и пулеметов.

— Вася!!

Поздно… Вася было дернулся вверх, но трасса зацепила его самолет. Истребитель дрогнул, с него, кувыркаясь в воздухе, слетел фонарь…

Мимо меня, на пересекающихся курсах, пронеслась фока.

— Юрка!! Убей его!

Пара Лесных кинулась вдогон.

— Кир! Бей всех!

Я дал газу и подошел к истребителю с номером "10". Смотреть, что там с летчиком, было страшно… Очень страшно… Чего боялся – то и получилось. Получите, Иосиф Виссарионович, разорванные на куски останки полковника Сталина… Четыре пушки, почти в упор…

Наконец, я решился и взглянул на истребитель, продолжавший, почему-то, лететь по прямой. Странно… Фонаря нет… Ну, это я видел. А где летчик? В кабине никого не было. Прыгнул? Не может быть! Я этого не видел. Мгновенный взгляд назад и вверх. Пара Кирилла плющила фашистов. Лесных догонял фоку-убийцу. Там все в норме… А тут?

Я подошел еще ближе. И тут – …

Фф-у-у-х!!! Гад, сволочь! Видимо, услышав рев моего мотора, над бортом кабины медленно и осторожно поднялся шар головы в шлеме и в надвинутых на глаза летных очках. Голова бестолково крутилась, осматриваясь. Заметив меня, Вася робко помахал мне рукой.

— "Десятка!" "Десятка" – ответь! Что с тобой?

Я был настолько близко, что Вася видел, что у меня шевелятся губы. Он вновь нырнул вниз, потом снова вылез над обрезом кабины, и помахал шнуром, идущим от шлемофона к рации.

Рация разбита, ясно… Я откатил фонарь. Туда, туда иди! На аэродром! На Осиновец!

Вася кивнул головой: "Понял!" Его истребитель плавно лег в правый разворот. Ну, слава богу! Живой! Убью гада!

— Кир – доклад!

— Догрызаем…

— Брось их! Все ко мне! Прикрыть нашу пару – "Десятый" подбит.

— Понял, бегу!

Меньше, чем через минуту сзади возникли и догнали нас четыре точки. Пара Юрки Лесныха взяла нас с Василием под охрану. Пара Кира привычно зависла сверху.

— "Маяк", я Гром-1! Срочно санитарку на полосу! Иду с раненым…

— Гром, я "Маяк", понял, ждем…

Кожаное яйцо Васиной башки то поднималось, то вновь пряталось в кабину. Скорость высока… Трудно ему вести самолет. Я выскочил вперед и рукой показал Василию – "Тише, тише… Убавь обороты." Он сообразил и снизил скорость. Его самолет плавно уплыл назад. Я тоже убавил газ. Впереди показался аэродром. Вдалеке торчал и маяк Осиновец. С правой стороны солнечными зайчиками слепила глаза поверхность Ладожского озера. Пришли…

Подлетев почти под бок истребителя Василия, я показал ему – "Садись с ходу". Он понятливо закивал. Мы отвалили, а "десятка" пошла на посадку. Было видно, как вышли шасси, закрылки. Вот Вася выровнял самолет, за его хвостом запылила взлетка, самолет чуть приподнял нос, касание… Есть касание! Есть посадка! К истребителю уже летела санитарка, бежал народ. Все – теперь мы.

Не успел остановиться винт, как я уже бежал к самолету полковника, на ходу сбросив шлем и перчатки. Васи было не видно. Вокруг него стояли сплошные спины. В центре – белая спина в медицинском халате. Врач что-то с ним делал. Вася тоненько и жалобно скулил, иногда, впрочем, рявкая матюгами как испуганный медведь.

— Р-разойдис-сь! — гаркнул я на бегу. Народ испуганно раздался в стороны. Да-а, видок у меня, наверное, еще тот!

— Доктор! Что с ним!

"Хитрый змий" спокойно обернулся. Его перчатки были испачканы кровью. В руке ножницы. Снизу, из-под его локтя, на меня уставились испуганные глаза полковника-орденоносца. В глазах стояли слезы.

— Что с тобой, Вася?

— Папироску дайте… — сказал змий. — Прямо в губы… Видишь, я в перчатках. Ага, огоньку…

Он сладко пыхнул папиросой и лениво сказал: "Ну, чё за шум? Чё за суета? Царапина просто…"

Из меня разом вышел весь воздух. Стало нехорошо. Сзади меня кто-то ткнул под ребро. Я оглянулся – Кир… Он подмигнул мне: "Держись, командир! Ты же командир!" Ко мне враз вернулись все чувства. Описать всё их богатство можно было лишь матом. Большим Петровским загибом!