Учебный плац

Поначалу говорили, что это будет в «Немецком доме», потом — в крепости, и в конце концов — опять в «Немецком доме», и это потому прежде всего, что у них там был самый большой зал в Холленхузене, а после того, как решение было принято, Ина сидела целыми днями над списком гостей и подписывала пригласительные билеты, отмечала галочкой и подписывала, и никак, никак не могла справиться, оттого что ей, или Доротее, или шефу приходили на память все новые имена. «Этого нам надо обязательно… этого никак нельзя пропускать… если уж Йессена, так уж и Плессена». На всех пригласительных билетах Ина рисовала фрукты, красиво раскрашивала их и как бы подвешивала над фамилиями приглашенного, фрукты отливали глянцем зрелости — вишни, ежевика и мирабель, а еще айва и малина, над моей фамилией поблескивали два грецких ореха, не знаю, право, почему. Когда я спросил Ину, можно ли мне сплести для нее праздничную гирлянду, она ничего не сказала, только быстро и горячо обняла меня, и я все понял; с разрешения шефа я набрал и принес столько еловых веток, сколько мне было нужно, и столько роз, цинний и сине-белых лент, сколько требовалось, и в старом сарайчике в низине начал свою работу.

Меньше всего я рассчитывал, что Гунтрам Глазер застанет меня врасплох, но он совершенно неожиданно появился перед маленьким грязным окном, заглянул в сарай и вошел ко мне; забрался, с сигаретой в зубах забрался на шаткий верстак, болтал ногами, смотрел, как я работаю, и, не переставая, одобрительно кивал мне. Он знал и умел почти столько же, сколько шеф, но сплести гирлянду — этого он не мог. Никогда еще, сказал он, не видел он такой прекрасной гирлянды, она и торжественная и веселая одновременно, он уже заранее рад, что пройдет с Иной под ней, а потом придется фотографу снять нас троих.

И тут он внезапно спросил, почему я всегда слежу за ним взглядом, смотрю ему вслед, словно не могу от него оторваться, он сказал:

— Может, ты этого и не замечаешь, Бруно, но порой мне кажется, что ты за мной наблюдаешь или что у тебя бог знает что на уме. Если есть какая загвоздка, так скажи.

— Нет, — только и сказал я, — нет-нет.

Этим он в тот раз удовлетворился, улыбнулся и дал понять, сколько хорошего он обо мне уже слышал, о моей работе на участках, о моей памяти и о моей счастливой руке в уходе за насаждениями, это он дал мне понять. И он пожелал в дальнейшем еще теснее работать со мной, ему уже виделось, как мы выращиваем полуштамбовые и четвертьштамбовые формы косточковых, в этом я прежде всего ему должен буду помочь, но сейчас нам следует пожать друг другу руки в знак доброго согласия в работе. Прежде чем меня покинуть, он поднял часть гирлянды, и я видел, что он счастлив, он снова похвалил меня и обещал, что гирлянда эта не окажется в компостной куче.

Чего только не вплел я в гирлянду, но все сохранил в тайне, даже сама Ина не узнала, как много пожеланий скрывается в зелени еловых веток: чтобы ей никогда не испытывать страх, пожелал я ей, и чтобы она всегда находила хоть небольшую причину для радости; лепестки роз, отливающие бархатистой чернотой, я окружил огненными цинниями — только для того, чтобы Ине не пришлось испытать горьких разочарований, а сине-белые ленты и чайная роза должны были уберечь ее от болезней. Много пожеланий вплел я в гирлянду; и чтоб Ина все нашла, что она куда-то задевала, и чтоб она иногда вспоминала обо мне. Гирлянда была не единственным моим подарком. Я догадывался, чему Ина будет рада, и купил коробочку с цветными пастельными мелками, коробочка лежала отдельно на длинном столе с подарками, но я забыл прикрепить к ней карточку с моим именем, и потому Ина не сразу поняла, кто подарил ей эту коробочку. Ее восторг. Ее желание поскорее испробовать мелки.

Не Ина — Доротея поручила мне надзор за столом с подарками, на мне был темный пиджак, который шеф надевал всего раз-другой, я стоял в двух шагах от новобрачных и наблюдал, как подходили к ним гости: непринужденно, в приподнятом настроении, чтобы выразить им свои пожелания счастья и вручить подарки; сколько же их поздравляли, обнимали, подмигивали им, а уж сколько раз Ину чмокнули, я и сосчитать не мог. Каждый подарок они передавали Бруно, я взвешивал его в руках, взвешивал и пытался отгадать, что укрыто в коробках под цветной бумагой, много бокалов и булькающих бутылок я угадал, уйму суповых мисок и столовых приборов, набор цветочных горшков, комплект щеток, щипцы для орехов и граммофон, и снова и снова нечто мягкое, легкое: шерстяные вещи. Все горой громоздилось на столе. Все нужно было бережно складывать в стопки.