Учебный плац

Когда затем седовласый поднялся и начал говорить, все вернулись на свои места, а он говорил, опустив глаза, но, как я ни прижимался к самому окну, я не мог ничего разобрать, а посреди речи вдруг раздался яростный собачий лай, меня обнаружил огромный черный пес, он пытался забраться на штабель бочек, прыгнул и сорвался, снова прыгнул и опять сорвался, что лишь усилило его ярость и яростный лай. Мне нечего было ему кинуть, нечем было в него запустить, не помня себя от страха, я лег плашмя на бочки, выглядывая поверх края, не спуская с него глаз. И вдруг это жжение, эта обжигающая влага, когда огромный черный пес уперся в стену дома и чуть не достал передними лапами до выступа, причем лаял и пытался меня схватить, так что слышался жесткий стук его челюстей. Я уже хотел было постучать в окно, они бы мне, конечно, открыли, эти бывшие солдаты, впустили бы меня, но тут вдруг из двери кухни упал свет, появилась фигура в белом, женский голос позвал: «Аско», и еще раз «Аско», и так как пес не послушался, девушка в белом халате и белом же колпаке пересекла двор. Она не стала особенно всматриваться, схватила собаку за ошейник и легонько хлопнула по пасти, и я слышал, как она сказала:

— Всегда поднимаешь такой шум, и все из-за кошек.

После чего она заперла пса.

Я лежал и не смел пошевельнуться, пока из зала вдруг не донеслась музыка, два гармониста — черные брюки, блестящие шелковые рубашки — стояли на низком помосте и играли, причем глядели лишь друг на друга, ободряюще, весело улыбаясь. И тут в зале начались танцы, причем лучше всех танцевал однорукий. Я лишь два раза в жизни танцевал, с Доротеей, — один раз, когда мы переехали в крепость и праздновали новоселье, и еще с ней же на освящении, но я никогда не мог дотанцевать, потому что мне скоро делалось дурно и я падал; мне достаточно лишь покружиться под музыку, как мне делается нехорошо и я падаю. Смотреть я могу, только смотреть, как танцуют другие, да и то недолго, спустя немного я вынужден отворачиваться, даже когда танцевала Ина, Бруно вынужден был отворачиваться.

Ах, Ина, я и теперь вижу, ты стоишь с черным подносом у танцплощадки и думаешь, как тебе пройти между танцующими парами, и как он вдруг очутился рядом, взял у тебя поднос и уверенно понес к столу, опустил и затем попросту взял тебя за руку и потянул на танцплощадку, а ты, ты не противилась. Он тебя не притянул к себе и не прижимал, как это делали многие бывшие солдаты со своими дамами, а держал тебя свободно и несколько даже отстранив от себя, ты положила руку ему на плечо, вы встретились взглядом, и тут все пошло так легко, вы будто стали невесомы, и уже нельзя было понять, что вас двигало и несло, потому что все слилось у вас в движении, особенно когда ты отклонилась назад и словно парила. Не только я, и другие любовались вами.

Конца вашего танца я не видел, я смог снова взглянуть в окно, когда все уже вам аплодировали и требовали еще одного танца, но он улыбнулся и повел тебя к твоему подносу, где пена в стаканах уже улеглась; там он поклонился тебе и отпустил твою руку, которую все продолжал держать в своей: Гунтрам Глазер, что внезапно возник, надолго исчез, а затем неожиданно появился вновь и, прожив у нас несколько лет, не нашел иного для себя выхода, как лечь на рельсы и ждать ночного поезда в Шлезвиг.

Поскольку я не решался войти в «Немецкий дом», мне ничего другого не оставалось, как свистнуть: когда музыканты сделали перерыв и, чтобы проветрить помещение, открыли окна, я издал наш свист и увидел, как Ина насторожилась и вышла из зала с пустыми стаканами. Думаю, никто быстрее моего не соскользнул бы со штабеля бочек, я мигом обежал дом к главному входу, спрятался за дерево и стал ждать, и лишь только она появилась в дверях и начала вглядываться в темноту, свистнул еще раз нашим продолжительным, чуточку жалостливым свистом, посредством которого мы всегда мгновенно находили друг друга на Коллеровом хуторе. Она принялась клянчить у меня еще десять минут, всего только каких-то десять минут; хотела меня туда втащить, в вестибюль, но я предпочел ждать снаружи, уселся на велосипедную стойку и слушал, как они в зале распевают свои песни.