Учебный плац

Мне ничего не стоит ждать, но другие, они начинают выказывать нетерпение, даже если им приходится ждать какие-нибудь полчаса, особенно Иоахим; тогда он снова и снова выскакивал на террасу и оттуда осматривал шоссе в бинокль, пока наконец не обнаружил две черные машины. Они подъехали по Главной дороге, и министр первый вышел из нее и стал со всеми за руку здороваться, причем по ошибке подал руку Эвальдсену, который опустил на землю охапку хвороста и просто глазел, а затем тот, кого шеф назвал великим садоводом-любителем, оглядел наши участки, одобрительно кивнул и стал что-то объяснять сопровождающим. У министра-садовода было моложавое лицо и седые с желтыми прядками волосы, руки были теплые и мясистые, и на пальце надето массивное кольцо-печатка с голубоватым гербом; его маленький ротик был всегда немного приоткрыт, словно бы министр чему-то удивлялся. То, что он ходил сутулясь, верно, объяснялось его высоким ростом, он возвышался надо всеми и к каждому, с кем разговаривал, должен был наклоняться, а разговаривал он решительно с каждым, кто оказывался с ним рядом. Меня он спросил о моем любимом занятии, и я сказал: «Подвязывать к колышкам саженцы голубой ели», на что он так удивленно закивал, словно бы это было и его любимым занятием.

Шефа он, видно, откуда-то уже знал, потому что по-дружески взял его под руку и сказал, взглянув на крепость:

— Какой прекрасный дом вы себе построили, господин Целлер. — И еще сказал: — О вашей работе слышно очень много хорошего, говорят, вы творите чудеса.

На это шеф, пожав плечами, ответил:

— От молвы никуда не уйдешь, господин министр. — Больше он ничего не сказал.

За накрытый для кофе стол, приготовленный Доротеей, решено было сесть позднее, после осмотра, после обхода, министр хотел для начала что-то увидеть, и они с шефом пошли вперед, а я попросту увязался за ними вместе с людьми, приехавшими с министром.

Это были все молчаливые, доброжелательные люди, кроме одного, кроме тощего, в темно-синем костюме, который с лихорадочной готовностью суетился, боясь хоть что-то упустить — какое-то высказывание или пожелание министра, — он должен был все услышать только затем, чтобы министру поддакивать. Что я шел вместе с министерской свитой, его явно не устраивало, он то и дело со стороны неодобрительно меня оглядывал, но, поскольку шеф меня терпел и раза два или три просил помочь ему в парниках и в пленочной туннельной теплице, он не решался что-либо меня спросить.

Министр вполне мог бы наняться у нас на любую работу, так хорошо он во всем разбирался: он знал, что на разновидности тополей почти нет спроса, знал, что лесные деревья несколько повысились в цене, а всего лучше идут плодовые и декоративные породы, — о чем бы они ни говорили и перед чем бы ни останавливались, министр мог сказать свое слово. Раз он стал даже возражать шефу, это когда они обменивались мнением о лучшем подвое для сирени, шеф считал, что лучшие подвои должны два года находиться в посевной гряде, потому что в это время на них лучше приживаются глазки, тогда как министр, напротив, стоял горой за пересаженные дички, хотя их штамбы довольно сильно древеснеют.

Чего только он не находил, не подбирал и не рассматривал — легчайшие крылышки жуков, совершенно высохшего кузнечика, клок шерсти из заячьей шкурки, стручки и метелки травы, а также скелет какой-то крохотной птахи, — все это он подбирал и подносил к глазам. В нашем маточнике смородины и крыжовника он спросил у шефа объяснения, он хотел знать, что заставляет растение цвести, и шеф ответил:

— Лист, конечно, время цветения определяется листом.

И когда министр лишь вопросительно на него посмотрел, шеф рассказал ему то, что давно рассказал мне: в листе у растения находятся своего рода часы, измеряющие длину следующих друг за другом дней и ночей, и когда они определили, что длина дня благоприятна для цветения, они дают к этому сигнал. Каким-то там веществом. Эдаким химическим вестником. И даже если растение еще не готово к цветению, оно сразу же последует сигналу, как только ему привьют лист с получившего подобную команду другого растения.

— Все дело в листе, — сказал шеф.

А министр, помедлив, сказал:

— На этот счет существуют разные точки зрения, дорогой Целлер, но в пользу вашей говорит, без сомнения, многое.

Кроме того, тощего, все мы уселись на моей каменной ограде и глядели на гряды и посадки, и шеф рассказал министру, как мы участок за участком осваивали и использовали бывший учебный плац; и он сказал также, что я с самого начала ему помогал:

— Наш Бруно работал не покладая рук.

Это меня очень обрадовало. Пока шеф рассказывал, министр вертел в руках пустую гильзу от патрона, он сам ее нашел, сперва крутил и скреб, потом выдул немного земли из гильзы и, когда шеф замолчал, внезапно спросил, окончательно ли миновала опасность; он спросил, не поднимая глаз, и шеф спокойно ответил:

— Еще нет, они все еще от этого не отказались.

Министр сказал:

— Если меня правильно информировали, здесь проходило военную подготовку несколько поколений солдат, в частности знаменитый 248-й полк.