Учение Храма. Часть I

«Пожалей меня всяк, идущий сим путем!» – срываются слова с бледных уст, как печальный рефрен, исторгнутый из почти отчаявшегося сердца каждого продвинутого чела Ложи, который достиг духовной высоты большей, чем та, на которую взошла основная масса его братьев.

Он научился протягивать полную до краев чашу сочувствия всем прочим нуждающимся, но должен отказывать самому себе и в малом глотке из этой чаши и оставаться без утешения, если только другой путешественник, идущий по тому же пути, интуитивно не почувствует нужду его и не удовлетворит ее.

Он прошел первые врата Великой Белой Ложи, перед которыми с изголодавшейся душой и помраченным разумом искал, как безумный, чего-то « сто́ящего любви», « сто́ящего служения». Он встречался лицом к лицу с каменным сфинксом тайны – с законом самоотречения, – на какой бы путь он ни повернул в религии или науке; и в то время, как обстоятельства заставили его принять ту истину, что нет ему помощи вне его самого – все, что есть смертного в его природе, по-прежнему жаждет сочувствия и понимания.

Несказанная печаль жизни, сводящая с ума неуверенность относительно смерти по-прежнему отбрасывают свои мрачные тени на узкую тропу, по которой он идет, – и напрасно ищет он силы, чтобы развеять их, пока поддается искушению бросить взгляд назад. Позади себя зрит он мрачный призрак безумия, мгновенно вырастающий в размере и мощи, питаемый ложными методами образования и вспоенный из фляги Эгоизма, Предательства и Бесчеловечности; ибо видения Мастерства, которые подняли его с нижних уровней посредственности, ныне кажутся ему причудами помраченного рассудка. Он приближается к великой пропасти, что разделяет дух и материю, и теряет связь со всем, что до сих пор поддерживало его. Принимая во внимание все это, удивительно ли, что порой ищет он взгляда жалости от кого-то, идущего тем же путем, или восклицает вместе с немногими храбрыми душами, что всегда силятся сдержать поток зла: «Доколе, о Господи!»

Но самым трудным из всех испытаний, что предстоят ему, является предательство тех товарищей, которым он пытался служить. Они не умеют понять его действий и потому не могут отыскать в своих сердцах ничего для него, кроме осуждения; ничего, кроме возмущения против всего того, чего он пытается достичь; ничего, кроме подозрительных взглядов и недобрых слов в его сторону.

Ах, дети мира сего! Вы разглагольствуете о долге перед обществом, религией, наукой и делом, но игнорируете свой долг по отношению к брату и сестре, до которых рукой подать, когда на них злобно нападает какое-нибудь другое бедное отчаявшееся человеческое существо, сведенное с ума тем же проклятием эгоизма, которое уничтожило ваши собственные надежды на счастье.

Первый закон оккультизма – это защита Мастера или Учителя. Чела, который может стоять бесстрастно и безмолвно, не предпринимая никаких попыток защитить Мастера или Учителя, не нужно далеко ходить за причиной того, что двери пред ним оказываются закрытыми, когда он пытается войти в «Зал Познания». Ибо тот же закон, который делает невозможным для учителя оккультизма защиту себя самого, вменяет в обязанность чела стоять у врат знания, которые представляет собой Учитель, и хранить их от всех вторгающихся – и это закон самозащиты .

Чела должен возвышаться или падать вместе со своим Мастером, и первой великой реальностью, которая проникает в его пробуждающийся разум, является осознание родства и единства со своим Учителем. Однажды признав Учителя, он уже не может отказаться от него; его долг, его радость, самая жизнь его связаны с долгом, радостью и жизнью Мастера. Но, увы! слишком многие ученики Сокровенного учения в западном мире не только праздно выслушивают и жадно читают все клеветнические выпады против своих Учителей, но трусливо отворачиваются от них и бегут в безопасное убежище, когда стрелы насмешки или оскорбления заострены личной неприязнью или летят слишком быстро из колчана оскорбителя – дабы грязь, в которую падают эти стрелы, не забрызгала одеяние, которое они носят и полагают безупречным.

Такие ученики явно не способны проникнуть разумом в истину о том, что воодушевленная, бесстрашная, преданная оборона и объединенные усилия всей команды вынесут корабль их собственной жизни вместе со всеми их товарищами за пределы досягаемости этих стрел – из илистой бухты, в которую их занесло, далеко в открытое море, со стягами и вымпелами, развевающимися от носа и до кормы; ибо даже жальчайшие из всех жалких человеческих существ восхищаются храбрым человеком, верным товарищем и другом.

«Победитель достоин награды» как на низших, так и на высших планах бытия и дерзания.