Учение о боговдохновенности. Мартин Лютер и его место в экуменической проблеме боговдохновенности

При этом знание Библии как слова Божья обладает видом некоей действительной внутренней традиции…. Эта уверенность по поводу слова Божья дана, таким образом, уже не просто так, вместе с притязанием Библии на то, чтобы быть словом Божьим, но она от него явно отделена, она есть нечто новое, «субъективное», некий опыт сердца.[8]

Альтхаус, так же как и Адольф Гарнак, считает, что Лютер использовал некоторые основные черты «раввинистическо-католической» доктрины боговдохновенности. Следовательно, в высказываниях Лютера очень легко обнаружить те места, когда он рассуждает о божественном характере Библии, как в формальном, так и в буквальном смысле. Однако, по мнению Альтхауса и Гарнака, такие тенденции не имеют никакого отношения к самому богословию Лютера, но представляют собой чуждую, неосознанную и устаревшую форму богословия, которое присутствует в рассуждениях Лютера. Иными словами, эти тенденции полностью противоречат основным намерениям Лютеровского богословия.

Будучи типичным представителем неопротестантской школы, Альтхаус полностью отвергает понятие боговдохновенности при рассмотрении Лютеровского понимания Писания. В данном случае существенной величиной является только лишь устное провозглашение:

Устное слово остается всегда сущностным образом Евангелия. Писание приходит из устной речи и существует ради нее. Оно выступило посредником, как необходимое, однако только неизбежное средство на службе устного возвещения.[9]

Фридрих Байссер утверждает, что Лютер не считал библейский текст Божьим Словом, поскольку не нуждался в доктрине библейской боговдохновенности для своего динамичного понимания «живого» слова:

Когда Лютер делает ударение на положении «sola scriptura», то он при этом имеет в виду именно проповеданное слово, которое передает нам веру. Таким образом, внешнее слово для Лютера — это в первую очередь слово проповеди, нисколько не буква Писания. Внешняя сторона слова состоит не в его застылости как текста, но в открытости, в слышимости церковного возвещения. Когда Лютер ведет речь о «scriptura» или о «verbum», то он думает главным образом не о тексте.[10]

Помимо перечисленных выше богословских направлений, существует и еще одно, разработанное Отто Шеелем. Он рассуждает об уникальной апостольской боговдохновенности, основанной на содержании апостольского провозглашения Христа и записанной в форме апостольского послания:

Имеется некое вдохновение апостолов, произведенное Богом, непосредственное, отличающиеся от всякого позднейшего духовного извещения.[11]

Согласно учению Пауля Шемппа, «вера в самом процессе боговдохновенности является не просто основной частью богословия Лютера — она неотъемлема от него». Лютер обладал «слепой» верой в авторитет Слова Божьего, с которым человек сталкивается — как в Писании, так и в устном провозглашении. Однако достоверность и авторитет устного провозглашения целиком зависит от авторитета Писания.

Такт же как и Шемпп, Вильгельм Маурер считает, что Лютер имел ясное представление о библейской боговдохновенности. В своем понимании Лютеровской концепции боговдохновенности как апостольского наследия Маурер следует примеру Шееля. Происхождение апостольской боговдохновенности основывается на том авторитете, которым обладают апостолы, будучи свидетелями Христа. Изначально такое свидетельство представляло собой устное провозглашение, но вскоре оно приобрело письменную форму. Подобное апостольское свидетельство в письменной форме — такое же Слово Божье, как и свидетельство устное.