Ученик

Прокурор Халлэн был настолько возбужден, что поначалу забыл, как завязывают галстук. Ему хотелось завязать его французским узлом, которым он редко пользовался, и желаемого результата он добился только после нескольких попыток. Он позвонил жене, чтобы попросить ее записать все программы новостей. В самом лучшем случае сделают еще дополнительную трансляцию, но повлиять на это он не мог, оставалось только надеяться. Главный вопрос, схватили они того, кого надо, или нет, казался ему решенным. Предварительные доказательства были более чем убедительными. По-хорошему им, возможно, следовало бы подождать полного технического исследования, но это нереально. Сведения о поимке обязательно просочатся, и необходимо помешать распространению слухов. А также продемонстрировать результаты.

Прибыли Торкель Хёглунд и Ванья Литнер и привезли с собой фотографии, сделанные в квартире подозреваемого. Они оказались жуткими и усугубляющими его вину. У мужчины была целая фотостена с 36 снимками каждой жертвы, кроме первой женщины, где преступник ограничился 34 снимками. Когда Халлэн увидел фотографии, ему стало не по себе. Женщины при жизни, связанные, в ночных рубашках. Всего за несколько секунд до смерти.

– Это он, – произнес Халлэн и быстро перевел взгляд на маленький конференц-зал. – Я уже увидел достаточно.

Они вместе отправились на первый этаж, в комнату для прессы. Уже спускаясь по лестнице, они увидели, что интерес к пресс-конференции огромен. На улице стояли машины всех крупных телевизионных каналов, а очередь из желающих войти растянулась до канцелярии.

– Я сделаю краткое вступление, вы возьмете на себя отчет, а потом мы вместе ответим на вопросы? – обратился Халлэн к Торкелю.

– Конечно.

Халлэн распрямил спину и стал пробираться вперед через море любопытных журналистов. Ванья улыбнулась, глядя на идущего впереди них прокурора. Он, узнавая, кивал незнакомым ей лицам в толпе. Она понимала, что Торкелю это ненавистно. Об этом отчетливо говорил язык его жестов. Плечи подняты. Подбородок опущен к груди. Он наверняка тоже знал большинство собравшихся, но никому не кивал. Весь его облик показывал, что ему хочется побыстрее покончить с этим и снова взяться за работу. Сама Ванья испытывала нарастающее ощущение ликования. Чувствовала, что ей это по душе. Если немного повезет, возможно, ее участие в подобных мероприятиях не ограничится этим разом. Если уж Билли начал отвоевывать себе в группе новую позицию, то, может, и она сумеет переместиться. Она увидела стоящего чуть в стороне Себастиана. В его взгляде читались отчаяние и усталость. Когда они вернулись из Вестберги, он ждал их у въезда в гараж. Уставился на них, когда они проезжали. Ванья поначалу надеялась, что Торкель его проигнорирует, но ее начальник повел себя не столь по-детски, как она. Они остановились. Торкель открыл дверцу и кратко проинформировал Себастиана о том, что они схватили Ральфа Свенссона и сейчас будут давать пресс-конференцию. Если его интересуют подробности, ему ничто не мешает пойти послушать. Затем Торкель закрыл дверцу, и они поехали дальше.

Возможно, он ведет себя не столь по-детски. Но действует эффективно. Ванья осознала, что не хотела бы восстановить Торкеля против себя. Ни за что.

* * *

Ральф осматривался в маленькой камере. Значит, вот как оно выглядит в следственном изоляторе Крунеберга. Он много раз интересовался, проходя мимо. Теперь он знал. Кровать, стол со стулом и туалет. Мебель из светлой сосны, стены выкрашены в два цвета – желтые внизу и серовато-белые наверху. По его виду, возможно, ничего особенного заметно не было, но внутри он ощущал страшное волнение. С улицы это безликое, напоминавшее бункер здание в центре острова Кунгсхольмен казалось каким-то угрожающим. Его внешний вид не раскрывал никаких тайн, он представлял собой просто стену, скрывавшую существовавшие внутри истории. Но попав туда, человек знакомился с ними. С воспоминаниями, которые хранили стены камеры.

Когда-то сюда привезли Мастера. Ральф не знал, в какой камере тот сидел. Но это не имело значения. Он шел по его стопам. Они проходили по одному коридору.

Ему пришлось раздеться, и охранники выдали ему серую тюремную одежду из застиранной хлопчатой ткани. Проверили рот и анальное отверстие на наличие субстанций. Заставили его принять душ. Ему это понравилось. Он чувствовал, что их грубая тщательность означает только одно.

Они его боятся.

Он важен.

Он кто-то.