Ученик афериста (СИ)

Я кивал, делая вид, что озабочен проблемами молодой семьи, при этом еще и вкратце пересказывал покупателю содержание «Хроник Нарнии», не забывая поглядывать, не явились ли ко мне особые клиенты за особым товаром.

— … при этом она считает, что Луи прав во всем, просто потакает каждому его слову, представь, она уже начала задумываться, что мы поспешили со свадьбой. Меня эти высокие отношения близнецов, клянусь, доведут до цугундера, тоже мне, Джейме и Серсея хреновы…

Удалившись в подсобку, где хранились залежи с кокаином, я взвесил унцию и, засыпав ее в крохотный пакетик, снова вернулся в торговый зал и незаметно вложил его в карман бритого наголо мужчины у кассы.

— … а я мог бы стать математиком, я же умный…

Расставив еще несколько книг на другом конце зала, я гадал, понял ли Скорпиус, что его не слушают, но, судя по тому, что постепенно его монолог съезжал в иное русло, видимо, нет.

— … и тут понимаю, что если бы я родился девочкой, я был бы похож на Эльзу из диснеевского мультика. Это уже неделю не дает покоя…

Не, ну вы поняли? Слушать Скорпиуса невозможно, потому как чем дольше ты впитываешь в себя этот поток информации, тем больше понимаешь, что начинаешь неумолимо тупеть.

Верите или нет, но болтовня и нытье Скорпиуса было единственным, что меня на тот момент волновало.

Юного наркоторговца, работающего в самом сердце Лондона, под носом у полиции и Отдела мракоборцев, в котором главенствовал его отец, волновало лишь то, что он маленько подустал от компании своего заклятого школьного друга.

Наземникус фактически свалил на меня все дела с наркотой, а сам занимался «магическим бизнесом», считая его более важным. Так я и не понял, зачем кто-то будет покупать ворованные волшебные палочки, клееные-переклеенные звездные карты, сомнительные ингредиенты для зелий, порядком подгнившие, и прочий хлам, который я бы, не раздумывая, отправил в мусорное ведро. Но Наземникус думал иначе и, что самое интересное, получал очень даже приличную выручку за все это барахло.

Иногда мой учитель грузил хламом и меня. Особенно когда его гоняли по всему Косому переулку мракоборцы. Тогда Наземникус и сгружал свои загашники то в мой книжный магазин (вот уж радости было покупателям, когда между энциклопедией садовода и кулинарной книгой притаился дряхлый том ассирийских проклятий, который насылал сглаз на каждого, кто прикоснется к нему без перчаток из драконьей кожи), то ко мне домой (это вообще было здорово, прятать от отца-мракоборца ядовитую тентакулу и особый вид поволжской мандрагоры, уникального растения, которое умело материться с талантом трижды отсидевшего моряка), а один раз, проследив за мной, Флэтчер поместил часть хлама на Шафтсбери-авеню (я едва не упал в обморок, когда увидел, что Доминик, собирается варить спагетти в кастрюле, которая обращает в получеловека-полурыбу каждого, кто к ней прикоснется).

В феврале я из пропахшего дешевым табаком дома Наземникуса перебрался на Шафтсбери-авеню, потому как жившие там молодожены признали, что немного не готовы жить вдвоем и, дабы не развестись на почве бытовых ссор, приняли непонятное решение принять в семью меня и жить просто как друзья-соседи, а не как молодые супруги. Логика была истинно малфоевской, но я не возражал, тем более, что жизнь со Скорпиусом и Доминик обещала быть куда приятней, нежели с Наземникусом и вечно мрачным Мораном.

— Ал, ты знаком с родителями Скорпиуса? — поинтересовалась Доминик, протирая чистую посуду полотенцем.

Мы сидели на кухне, в ожидании Скорпиуса, который тогда томился в Малфой-мэноре, о чем-то напряженно разговаривая со своей семьей. Я уже знал, каким он вернется: раздраженным, осунувшимся и еще более дерганным.

Поэтому вопрос, который задала Доминик, был вполне логичным.

— С его отцом и дедом. Ты, кстати, знаешь, что его отчим — Виктор Крам?

— Кстати, самый нормальный родственник, — заметила Доминик. — Ну и дед тоже. А вообще, Ал, мне это позавчерашнее знакомство с семьей в кошмарном сне еще долго сниться будет.

— Ну расскажи, а то Скорпиуса я спрашивать боюсь, еще нож в меня метнет, — усмехнулся я.

Доминик отложила тарелку и, сев передо мной на кухонную тумбу, мученически вздохнула.

— Нет, отчим, дедуля, бабуля — вполне приятные и милые люди, — сказала кузина. — Мистер Малфой, который отец, просто молчал и пыхтел, но Астория…знаешь ее?

— Видел пару раз, — кивнул я, вспомнив красавицу-ведьму с очень громким голосом.

— Нет, мне говорили, что она мразь. Причем это мне Скорпиус говорил, — дрогнувшим от злости голосом произнесла Доминик. — И он абсолютно прав, она действительно мразь, которая весь вечер смотрела на меня как на кусок дерьма, а потом прямым текстом спросила, когда я уеду к себе в деревню и оставлю Скорпиуса в покое.

Я насмешливо хмыкнул. Да, маман Скорпиуса, по его рассказам, фильтровать свой говор не умела, унижать любила, тактичностью не блистала.

Но и Доминик не была деревенской простушкой.

— А ты прям сидела и молчала? И глазками хлопала?