Ученик афериста (СИ)

А может дело и не в том, что твои грехи отпустил священник, а в том, что ты просто высказался о наболевшем. Буду долго думать об этом.

Но что-то мешало мне покинуть исповедальню, хотя эту тесную кабинку с жесткой лавкой сложно было назвать уютной. Я понимал, что мне надо идти: за мной очередь, мне нужно встретить в аэропорту Альдо, там, на улице, бегает Матиас под надзором моих родителей, еще свыкающихся с ролью дедушки и бабушки (хотя, парадокс, моя бабушка моментально свыклась с тем, что она прабабушка), где-то шарится Финн.

Вот так и договорился за крестины — битый час просидел в исповедальне.

Не мог я покинуть кабинку, пока не услышу от преподобного какой-то фразы… ну что там говорят в конце исповеди? Ты прощен, сын, иди домой? Господь любит тебя? Хоть какой-нибудь комментарий.

Но святой отец молчал. Может, он давно уже покинул кабинку и ушел по своим праведным делам, устав слушать мою исповедь. Наверное, так и есть, иначе бы он хоть как-нибудь отреагировал на то, что в мою часть исповедальни беспардонно ворвалась Сильвия.

Сильвия… нет от тебя спасения.

Ты в этом году зачастила в Англию, вот даже в исповедальне меня одного не оставляешь. Даже сама мне на кабинку указала.

А нет, священник все же меня слушал до последнего, слышу, как он чиркнул… зажигалкой? Хотя, логично же, что после такого моего рассказа, можно закурить даже священнослужителю.

В висках вдруг словно что-то взорвалось от промелькнувшего в голове отголоска совершенно безумной мысли.

Преподобный Стокс выслушал мою историю, которая состояла из криминала и магии, и до сих пор не бежал в полицию. Хотя я себе, наверное, на пожизненное лишение свободы наговорил. Преподобный слушал меня, ни разу не осудив за то, что я делаю. Да, это этика священнослужителей, но, как мне кажется, сложно просто промолчать, когда кто-то признается в том, что работает на мафию.

Сильвия, которая зачастила в Лондон, оставив картель без своей железной хватки.

Зажигалка чиркнула в кабинке священника, и я вдыхал терпкий аромат то ли сигарет, то ли сигар, а через решетку, разделяющую нас, проходил густой дым.

Мысли лихорадочно метались, а я не знал, за какую схватиться, чтоб паззл сложился. У меня было какое-то объяснение тому, почему мою исповедь не прервала полиция, почему атташе позволила исповедаться, понимая, что я расскажу столько всего незаконного и не предназначенного для немагов, почему преподобный Стокс позволяет себе курить в исповедальне.

Не скажу, что мне знаком голос преподобного, такой голос у многих взрослых мужчин. Или я просто отрицал сам для себя, что узнаю в редких репликах священника знакомые нотки?

Я вдыхал терпкий дым и, прижав пальцы к вискам, наклонил голову вниз.

«Потому что не всех, чьи знакомые додумались загуглить ритуал воскрешения, можно возвращать. Только проблемных. Это те, кого в рай не берут, но в аду им слишком весело».

Голос Скорпиуса эхом прозвучал в голове, и это было особенно жутко, особенно в тесной прокуренной кабинке.

Я сейчас в точности как мой отец: не замечаю истины, забив голову своими понятиями. Отец не знал, что скрывается за моей личиной, а я не знал, кого скрывает от меня кабинка для исповеди. То есть догадывался, но не мог поверить, это же глупо.

Судорожно вздохнув, я повернулся к решетке.

— Скажите мне, святой отец, — прошептал я, тяжело стягивая с пальца кольцо-переводчик, которое не снимал долгие годы. — Скажите, насколько гнилая моя душа после всех ошибок, которые я совершил?

— Cualquiera se puede equivocar, incluso yo, — заметил святой отец.

Я задохнулся на вдохе и, не помня себя, вылетел из исповедальни, и под возмущенный ропот очереди тех, кто пришел исповедаться, распахнул двери, ведущую в кабинку священнослужителя.

— Тихо, — тут же послышался за спиной голос атташе Сильвии, а в мою спину уткнулся нож. — Не голоси.

Краем глаза я увидел в отражении витражного окна, как Финн, стоявший неподалеку, нацелил пистолет на нее, что заставило прихожан в панике рухнуть на пол, закрывая голову руками, а Диего Сантана, выхватив пистолет невесть откуда, никак из потайного кармана черной рясы священника, нацелил дуло в сторону моего телохранителя.

— Без паники, это грешник, — объявила Сильвия и толкнула меня в кабинку, спрятав складной нож в карман пиджака.

Я, тараща глаза, робко уселся на лавку рядом со лже-преподобным, а тот, прикурив от свечи на столе, внимательно взглянул на меня своими ехидными черными глазами.

Время словно остановилось и часы затикали в обратном направлении. Вот я снова сижу рядом со стариком Сантана, чувствую себя нашкодившим подростком, и гадаю, меня сейчас застрелят, как ненужного свидетеля, или…

— Ну, раз наш небольшой обман раскрылся, — улыбнулся старик Сантана. — Парень, сгоняй за винишком, у Сильвии в багажнике целый ящик.

Я не удержался и истерично захохотал.

Диего Сантана — последний человек, которого я ожидал увидеть в рясе и по ту сторону кабинки. Да даже Скорпиус Малфой, окажись он там, выдавая себя за преподобного Стокса, встретился бы мною более ожидаемо.