Ученик афериста (СИ)

— Колбасу кровяную делаю, ты ж меня знаешь, люблю я своими руками продукты без всяких там отходов делать. Мы – то, что мы едим. Вот ты, Гарри, что ешь? Уж больно цвет кожи у тебя нездоровый.

— Ну что ты заливаешь?

— Ты что, не веришь мне? Гарри, ты куда в шкаф полез, там не прибрано!

„Господи, если ты есть, прости мне грехи мои и помоги, прошу тебя“ — сцепив руки в замок, начал действительно молиться я (а что делать?). — „Клянусь, если поможешь, я завяжу с криминалом, буду жить честно, праведно и по совести“.

И Всевышний услышал мои молитвы.

Я слышал, как стукнула дверца рядом со мной, слышал, как отец уже шарил на верхних ящиках, в щелочку видел, как его рука уже метнулась к ручке того шкафа, в котором еле дышал я. Как вдруг, все в ту же щелочку увидел, что в комнате определенно стало светлее, серебристое свечение, пронеслось, напоминая какое-то крупное животное: то ли тигра, то ли пуму.

Кажется, Телесный Патронус, но обзор у меня был очень ограничен, и утверждать было бы глупо.

Но догадка подтвердилась, когда я услышал незнакомый мужской голос — тягучий, низкий.

— Бросай все, министр рвет и мечет. Малфой мертв, в отделе — аврал.

Смысл слов до меня доходил медленно, как через толщу воды. Я даже не услышал, как отец, не сказав ни слова Наземникусу, будто напрочь забыл о его существовании, трансгрессировал с характерным хлопком. Наконец, когда дверь шкафа распахнулась и Флэтчер вытащил меня за локоть, я, осознав, что угроза миновала, присел на подлокотник дивана.

— Что там было? — медленно спросил я. — Патронус?

— Ага. — Кажется, чтоб удивить Наземникуса, нужно было прыгнуть выше головы.

Он снова налил нам портвейн и протянул мне стакан.

— Малфой мертв? Он сказал: „Малфой мертв“?

Аферист беспечно пожал плечами.

— Небось, старина Драко копыта откинул, — вздохнул он. — Раз министр рвет и мечет. Ну, помянем.

Наши стаканы звякнули, но я так и не смог сделать глоток — замер с пойлом у рта.

— Ты так спокоен, — произнес я.

— Да все б они пускай в аду горели, аристократы чертовы, развалили страну своими Черными метками, а сейчас добивают самодержавием, — отозвался Наземникус. — Помяни мое слово, по Драко Малфою ни одна живая душа плакать не будет. Хотя, честно, думал, Люциус раньше того…

Я все же сделал маленький глоток.

Отца Скорпиуса я особо не любил. Да, честно говоря, отца Скорпиуса даже Скорпиус особо не любил. Но так спокойно говорить о том, что „слава Богу, он помер“, я не мог, не по-людски же это. Но у Наземникуса свое понятие о людском.

— Боже, бедный Скорпиус, — наконец сказал я, осознав масштаб трагедии. — Надо бы заглянуть на Шафтсбери-авеню.

— Ой, купи ему мягкую игрушку и пакетик травки — он сразу успокоится, — посоветовал Флэтчер. – Он, конечно, мальчик хороший, его бы изолировать от семейки, глядишь, нормальным человеком бы вырос, но тупенький.

На этой позитивной ноте мы осушили стаканы, и я преспокойно отправился спать, еще даже не догадываясь о том, что на Шафтсбери-авеню отныне повиснет большая мрачная туча.

========== Глава 12. ==========

В комнате пахло апельсинами и цветами. Откуда взялся цветочный запах, тонкий, похожий на дорогой парфюм какой-нибудь травницы, вопросов не было: на столике стояла ваза с охапкой белых лилий.

Откуда взялись апельсины, я не знал. Может быть, Доминик чистила их на кухне, может быть, освежитель воздуха имел слишком ярко выраженный цитрусовый запах, может на улице под колесами автомобиля раздавился ящик этих оранжевых фруктов — это интересовало меня куда больше того, что происходило на самом деле.

Ибо то, что происходило на самом деле я не мог развидеть.

Тикали часы на стене. Доминик постукивала длинным ногтем по столу. В наушниках Луи приглушенно звучало что-то из Radiohead. Я обводил пальцем горлышко винной бутылки.

Мы сидели на диване и даже, кажется, забывали моргать.

— Получается, Скорпиус отошел в мир иной? — сделав глоток, спросил я.

— Получается так, — рассеяно подтвердил Луи.

Я глубоко вздохнул.

И надо бы скорбеть, спрашивать себя: «Как же так?», силиться скрывать слезы, но я не мог выдавить и нотку элементарной жалости. Узнав новость с порога квартиры на Шафтсбери-авеню от бледной Доминик, под глазами которой залегли синяки, я пробормотал лишь: «О Боже мой», и то, скорей из вежливости, нежели от горя.

Наверное, я чудовище. Но как я мог объяснить, что внезапная смерть моего друга казалась мне чем-то настолько естественным, что я не удостоил это событие даже всхлипом?

Доминик наконец поднялась с дивана, и, не говоря ни слова, поднялась на второй этаж, оставив нас с Луи вдвоем.

Затянулась неловкая пауза, которую я скрасил тем, что протянул кузену бутылку.

— Ну, с овдовением твоей сестры, — пожал плечами я.

— Ты пришел хоронить Малфоя пьяным, — заметил Луи, все же взяв бутылку. — Ты в курсе, что будешь пошатываться у гроба?

— Ну?

— Ты пьян, Альбус. Очень пьян.

— А ты мразь, Луи. Редкостная мразь, — напомнил я. — А я завтра буду трезвым.

Луи сделал глоток и протянул мне бутылку.

— Ну, ладно я не горюю особо, — произнес оборотень. — У меня свои причины. Но ты, Альбус… он же твой друг.

Я кивнул.