Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Я лишь хлопал глазами. Перед глазами проносились какие-то картинки, более того, я видел в словах афериста не просто долю правды, я видел в них истину.

— Всю церемонию топтался где-то в задних рядах, а когда кто-то неосторожно ляпнул, что это было самоубийство, разинул рот и давай что-то про предсмертные записки орать, — нагнетал Флэтчер.

— И что? Будь Луи убийцей, он бы вел себя тихо, и уж точно бы не стал опровергать основную версию о самоубийстве, — наконец встрепенулся я.

— Не-не-не, — подал голос Моран, который до этого сидел тихо и внимательно слушал. — Ты Флэтчера слушай, я с ним согласен. Во-первых, он пришел на похороны своей жертвы. А это, на минуточку, первый признак маньяка. Во-вторых, то, что он начал опровергать, причем так яростно, версию самоубийства, как раз логично: он понял, что его старания не оценили, люди не в панике.

— И потом, это же тот самый кузен, который оборотень? — поинтересовался Наземникус и, не дождавшись ответа, повернулся к Морану. — Скажи, мой ирландский друг, подозрительно похожий на перса, может ли оборотень убить из ярости?

— Легко. — Моран явно почувствовал себя в своей стихии. — Тем более что до полнолуния пару дней всего, а у них крышу совсем сносит, когда полная луна близко. Все, Поттер, твой кузен — потенциальная угроза для общества, с этим надо что-то делать. Я предлагаю содрать шкуру.

— Да что ж ты за человек такой, Моран! Это же не по-христиански! — ахнул Наземникус. — Мы сдадим его министру и получим вознаграждение.

— Остановитесь! — гаркнул я. — Не верю.

Но меня не стали обвинять в тупости, на удивление.

— А ты посмотри на его поведение, — произнес Наземникус. — Клянусь Мерлином, если я что-то понимаю в криминале, то сейчас этот Луи спрячет подальше свою сестренку и заляжет на дно сам. Нет, ты если не хочешь, мы тебя в долю не возьмем…

Я с остервенением затушил окурок о дно чашки.

— Вы уж определитесь, кто вы: детективы или жулики, — прорычал я, и, не утруждая себя вежливостью, трансгрессировал из дома, пропахшего табаком.

***

Но каково же было мое удивление, нет, даже страх, или нет, даже шок, когда этим же вечером, спустя каких-то шесть часов после похорон моего друга, я вернулся на Шафтсбери-авеню, чтоб хоть как-то помочь Доминик пережить первый день без Скорпиуса, и убедился, что, наверное, слова моего учителя не были пустым трепом.

— Ты этого не сделаешь.

Голос Скорпиуса звучал так отчетливо, что я вздрогнул, подумав на секунду, что у меня галлюцинации. Но, увидев на лестнице ничуть не призрачную фигуру покойного, ту самую, что я видел у гроба, я как-то на секунду подумал, что все нормально.

Я вижу мертвого друга. Это нормально.

Я его слышу его ледяной голос. Это тоже нормально.

И не я один.

— Еще как сделаю, мертвым слова не давали, — послышался голос Луи.

Оборотень, сжимая в руке саквояж, быстрым шагом направился из кухни к лестнице и, уже не удивляясь и не пугаясь тому, что видит вполне здравствующего покойника, прошел прямо сквозь него на второй этаж.

— Что здесь происходит? — спросил я.

— Доминик! — крикнул Луи. — Собирай вещи!

— Не понял, — тут же откомментировал я и поднялся наверх. Скорпиус, через которого я прошел, лишь закатил глаза. – Луи, что происходит?

— А ты что здесь делаешь? — поинтересовался Луи и, беспрепятственно открыв двери спальни Скорпиуса и Доминик, взглядом надзирателя тюрьмы оценил, как Доминик, все еще одетая в черное платье, складывает одежду в чемодан. – Ал, тебя здесь не ждали.

— Тебя тоже, — произнес я, закрыв двери спальни перед носом Луи. — Какого черта?

— Давай, рыжий, расскажи. — Скорпиус прошел сквозь двери спальни и явно попытался привлечь внимание жены.

— Она не видит его? — спросил я.

— И слава Богу, — кивнул Луи. — Чего пришел?

— Я здесь живу. А ты, позволь спросить, какого черта собираешь вещи Доминик?

Луи быстро улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.

— В семью поиграли, Малфоя похоронили, можно по домам, — пояснил он на полном серьезе. — Она вернется домой.

— А почему ты это решаешь?

— Потому что должен. Доминик, быстрее!

И снова спустился в гостиную.

Из стены вышел Скорпиус, тяжело дыша и сжимая пальцами рукава своего серого свитера.

— Ты как? — осторожно спросил я.

— Молчи, Ал, — свирепо прошипел Скорпиус. — Ни слова.

И направился вслед за Луи.

— И тем не менее, мы не договорили, — произнес Малфой, снова перегородив ему дорогу. — За что ты так со мной?

— С тобой? — удивился Луи. — На тебя мне плевать. Я делаю это ради сестры.

— Поясни.

— Все просто, Малфой. Ты мне не нравишься. Нет, не так, я тебя ненавижу. И раз уж тебя не приняли в небесной канцелярии, навряд ли в раю приживется такое уебище, и ты вернулся сюда, я могу только изолировать Доминик.

— Зачем? — прошептал Скорпиус, хлопая глазами. — Зачем, Луи? Она меня не видит и не слышит. У нас не будет близости. У нас не будет детей. Мы не сможем даже за руки взяться. Я умер, ты понимаешь?

— Понимаю, но даже это ты не смог хорошо сделать, — кивнул Луи, опустив саквояж на тумбу.

— Сутки с похорон не прошли, — только и сказал я. — Да имей же ты совесть.

Но Луи лишь издевательски усмехнулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза