Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Я сидел на жесткой скамье под вывеской «Отдел Мракоборцев», сияющей на стене алым пламенем. В сам отдел уже не пускали никого, после того, как особо настырные журналисты, под предводительством Риты Скитер, ворвались в «покои мракоборцев» дабы разведать, кого задержали как убийцу Скорпиуса Малфоя.

Никогда я не видел отца таким разъяренным: набивая по дороге к выходу морду фотографу, он вытолкал за локоть Риту Скитер и, гаркнув очень неприличное слово, закрыл двери на ключ и выставил охрану.

Я сидел уже третий час, в ожидании отца, или хотя бы информации о том, что Гарри Поттер знает, что его ожидает его сын. Это был мой первоначальный и вполне законный план. Однако практика показала, что дождаться аудиенции у самого главного мракоборца сложнее, чем кажется: отец лишь выбегал из отдела каждые минут сорок, чтоб найти кого-то в глубинах коридоров и бросал мне все то же: «Сейчас-сейчас, Ал, еще десять минут, посиди». Поэтому мой план «Б» был бунтарским, незамысловатым и несколько даже напоминал плевок в лицо Отделу Мракоборцев: мантия-невидимка все еще мялась в моем рюкзаке и я выжидал тот самый момент, когда по коридорам перестанут бегать мракоборцы, в частности мой отец, чтоб проникнуть в подвальные казематы, в которых томились в ожидание суда узники.

Я не мог просто отойти в укромный уголок и надеть мантию, а после просочиться куда мне надо – та самая заветная дверь была не то чтоб под охраной, просто мракоборцы, патрулирующие вход, явно напряглись бы, заметив, что тяжелая запертая дверь вдруг приоткроется сама собой.

И мне приходилось ждать. Чего угодно: перекура, перерыва на обед, «смены караула», да в конце-то концов того момента, когда храбрость и наглость позволят применить к патрулю Оглушающее заклятие. И я покорно сидел, выжидал, бросив и апатичное приведение на Шафтсбери-авеню, и книжный магазин, и полностью провалившийся план по получению золотых гор от министра магии, и забыл даже о своем обостренном обонянии и голоде. А все ради Луи.

Наверное, именно в тот момент я впервые почувствовал, что Луи, тот самый омерзительный Луи, не просто рядовой заключенный, а мой родственник, причем не такой уж далекий, которого, по сути, подставил я, когда повелся на байку Скорпиуса.

Совесть грызла изнутри, я своей рукой записал лживые показания, которые потом Наземникус Флэтчер душевно озвучил министру магии. И я готов был признаться отцу во всем, врать, наговаривать на Малфоя, умолять, да что угодно, чтоб только мерзкое чувство вины перестало терзать.

Так получилось, что я проводил в своем дозоре около десяти часов в день, и редко был один: то Рита Скитер подсядет ко мне, едва ли не в лицо тыкая свое перо, то Доминик пыталась прорваться через охрану, чтоб в очередной раз просить за брата, в вине которого, впрочем, не сомневалась, то усталые мракоборцы присядут и так и заснут, после очередной бессонной ночи в отделе.

Но самое интересно было, когда на скамью опустилась уже знакомая мне женщина с длинными седыми волосами, а ее сын, темноволосый парень, почему-то одетый в школьную форму с нашивкой Слизерина, опустился на сидение рядом со мной и, зыркнув на меня своими карими глазами, опустил голову на материнское плечо.

- Пускают? – спросила женщина.

- Как видите.

И, несмотря на мой очевидный ответ, она резко встала, заставив сына вздрогнуть и пошла что-то выяснить с мракоборцами.

Заранее зная, что попытка переговорить с отцом обречена на провал (я насчитал около двадцати представителей прессы, желавших «взять уникальное интервью»), я был крайне удивлен, когда усталый голос помощницы из-за двери пригласил миссис Розмари Галлагер войти.

- Джейден, сидеть, - строго сказала женщина, и ее сын, привстав было, послушно опустился на сидение.

«Как собаке» - чуть не фыркнул я, как вдруг вспомнил, что если женщина – оборотень, то ее отпрыск вероятно тоже не обделен волчьими генами и вслух сравнить его с собакой – как минимум нетактично.

Еще мучительные десять минут.

Машинально сунув руку в рюкзак, я ощупывал мантию-невидимку, меня все мучала мысль о том, что кровь из термоса пролилась на нее, я высунул край одеяния и натянул невесомую ткань, чтоб убедиться в отсутствии пятен, не забывая поглядывать на дверь. Пятен не оказалось, пожалуй, у меня просто сдавали нервы.

А смотреть мне нужно было отнюдь не за дверью, а за сидящим рядом мальчиком.

Тот заинтересовано смотрел на кусок удивительной ткани, под которым исчезла моя рука и пытливо зыркнул на меня, а после – на дверь в подвалы.

Сердце мое чуть похолодело. Обидно, если за несколько дней тебя не раскрыл весь Отдел Мракоборцев, а несмышлёный на вид слизеринец сделал это в считанные секунды.

- Кто у тебя там? – спросил я, впрочем, зная ответ.

- Брат, а у тебя? – ответил Джейден.

- Двоюродный брат.

- Оборотень?

- Да.

- Тогда нам к одному.

Наши взгляды встретились.

- Он же не твой брат, - усмехнулся я. – И твоя мама… почему вы так за него боретесь?

- Потому что он – семья, - буркнул парень.

Я спорить не стал. Да, того родственника, как Луи, никому не пожелаешь, но оборотни эти явно с приветом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза