Ученик архитектора

На одной из трибун, посреди деревянных скамей, возвышалась ложа, огороженная позолоченными перилами. Там, на высоком кресле, открытый всем взорам, восседал султан Сулейман: высокий худощавый человек с длинной шеей и жидкой бородой. За креслом султана стояли великий визирь Лютфи-паша, недавно женившийся на сестре повелителя, и прочие члены дивана. В глубине ложи сидела султанша Хюррем, окруженная своими служанками. Парчовые занавеси скрывали их от посторонних глаз. Всем прочим женщинам, за исключением супруги правителя и ее приближенных, вход в ложу был заказан.

Иноземные посланники находились в отдельной ложе. Посол Венеции сидел, напряженно выпрямившись. Взгляд у него был отсутствующий, а на кафтане сверкала сапфировая брошь, что не ускользнуло от внимания Джахана. Рядом с венецианцем разместились: посол Рагузы, посланник из Флоренции, где правило семейство Медичи, подеста Генуи, легат польского короля и знатные путешественники, прибывшие из земли франков. Чужестранцев легко было отличить от жителей Стамбула не только по диковинным нарядам, но и по особому выражению лиц, на которых недоверие смешивалось с пренебрежением.

Празднество продолжалось вот уже несколько дней. По ночам город сиял, словно глаза новобрачной. Огни ламп, факелов и фейерверков взрывали темноту. Бесчисленные каики, подобно кометам, скользили по водам бухты Золотой Рог. Торговцы сладостями предлагали гуляющим леденцы в виде птиц и зверей. Улицы были увешаны цветочными гирляндами. Накануне на скотобойне было заколото столько баранов, что вода в ручье, протекавшем поблизости, покраснела от крови. Разносчики сновали в толпе с подносами, на которых лежали горы риса, приправленного курдючным жиром. Даже тот, кто уже набил живот до отказа, не мог устоять перед шербетом и зерде[13] – лакомствами, способными соблазнить и сытого. И богатые и бедные угощались этим блюдом с равным удовольствием.

Сегодня два султанских отпрыска проходили через ритуал обрезания вместе с сотней других мальчиков незнатного происхождения. Утром сыновья ремесленников, каменщиков и уличных торговцев вместе с сиятельными особами ожидали, когда наточенное лезвие отсечет их крайнюю плоть. Теперь этот волнующий момент остался позади. Некоторые мальчики украдкой всхлипывали, вспоминая о потрясении и боли, которые им довелось испытать, другие же, успев позабыть о неприятном, смеялись, наблюдая за представлением театра теней, устроенным специально в их честь.

Джахан был бы не прочь слиться с беззаботной толпой гуляющих, но предстоящее выступление, назначенное на последний день праздника, не давало ему покоя. Рано утром он пригнал слона в сарай, расположенный поблизости от Ипподрома. Чоту пришлось заковать в цепи, что было ему совсем не по нраву. Впрочем, съев гору яблок, слон утешился и пришел в бодрое расположение духа. Джахану, который буквально места себе не находил от волнения, оставалось только завидовать невозмутимости своего питомца. За минувшую ночь мальчик глаз не сомкнул, губы его кровоточили, потому что он каждую минуту беспокойно покусывал их.

Все прочие животные: львы, тигры, обезьяны, страусы, газели и жираф, недавно доставленный из Египта, – уже приняли участие в шествии. Жонглеры, пожиратели огня и канатоходцы продемонстрировали публике свое искусство. Потом настал черед парада гильдий: камнерезы несли свои молотки и резцы, садовники везли повозки с розовыми кустами, строители тащили миниатюрные модели мечетей, которые они возвели. Во главе гильдии строителей выступал Синан в роскошном шелковом халате, обшитом мехом горностая. Он заметил Джахана и приветствовал его улыбкой. Мальчик улыбнулся бы в ответ, не будь он так поглощен неотвязной тревогой.

Наконец решительная минута настала. Шепча про себя молитву, Джахан открыл двери сарая и выпустил Чоту. Они миновали обелиск, еще в незапамятные времена привезенный из Александрии императором Феодосием, и вышли на дорогу, утоптанную тысячами человеческих башмаков и лошадиных подков. Солнечный свет играл во множестве маленьких зеркал, вшитых в попону Чоты. Эту роскошную попону из зеленого бархата с пурпурным узором подарила слону Хюррем.

Увидев слона, зрители разразились радостными возгласами. Джахан важно выступал впереди и вел Чоту за поводья, хотя на самом деле слон сам решал, с какой скоростью ему двигаться. Они остановились напротив ложи султана. Несмотря на волнение, мальчик не удержался и бросил взгляд на повелителя. Лицо Сулеймана было совершенно непроницаемым. По левую руку от него за парчовыми занавесями сидела супруга. Джахан, конечно, не мог видеть Хюррем, но ему показалось, будто бы он ощущает на себе ее презрительный взгляд. Мысль о том, что прекрасная Михримах, возможно, тоже здесь и наблюдает за погонщиком, лишь усилила его тревогу. Во рту у Джахана пересохло, а все внутренности судорожно сжались. Дрожа как лист, он согнулся в низком поклоне.