Не в финале – в разгаре, посередине,острый гребень времени оседлав,весь свободный, словно рыбак на льдине,я плыву в темноту. Темнота тепла.Темнота убаюкивает и плещетпесню старую, тихую, без затей:раздари все альбомы, цветные вещи –ни к чему они в темноте.Темноте всё равно, что внутри ты розов,нежен, ласков, красив, как осенний Крым.В темноте только текст и вот эта поза:мол, смотрите дети, поэт открыт,что-то тихим голосом говорит нам,ждёт, когда этот ужаскончится.Я пинком вышибаю подпорки ритмаи с улыбкой смотрю, как тексткорчится.Он уже не выглядит стройным,но покадаже таккрасивый,как встревоженный рой осиный.Поэтому я начинаюлупить егочто есть силы.Пачкать рифмой в случайных местах –назовите теперь егобелым.Ломать – ни один суставне останется целым,ни одно реброво впалой его груди.Черта с два этот стих свободный.Я теперь ему господин.Я, испортивший представление,разбивший для вас свой текст,может быть, последний,даже не думающий вытаскиватьвпившиеся буквыиз ладоней, ступней и коленей.Я, созвучие добывающий в горле,негромкое, жалкое, но живое.Я стою и говорю лично с тобой,да,мы перешли на «ты»,нас осталось двое.И всё, чего я правда хочу –чтобы ты забыл,как вдыхать.Только это имеет значение,если речь идёт о стихах.Ты либо слышишь их,либо не слышишь их.Остальное – формальности.Для критикови глухих.декабрь 2013