Ученик якудзы

— Возможно, — сказал сихан. — Но драконы всегда относились ответственно к ритуалам. И, судя по тому, сколько Мастеров прошлого не вышло из озера, этот дракон очень ответственный.

— Да уж, попал… — пробормотал Виктор.

Перед его глазами явственно нарисовалась картина: он раз за разом ныряет в озеро, пытаясь отыскать на дне ни пойми что, а вокруг него кругами ходит водоплавающий тираннозавр, высматривая, с какого бока удобнее тяпнуть. Хотя, «раз за разом», скорее всего, не получится. Судя по тому, сколько рыбы в день жрёт эта тварь, Виктор ей на один укус…

Очень некстати вспомнилась знаменитая Нэсси, газетные статьи про рогатых тварей, периодически наблюдаемых в китайских озерах, а также картинки из журнала «Вокруг света», изображающие старинные гравюры, на которых жуткие морские монстры атаковали хлипкие с виду парусники.

— Интересно, это испытание самое поганое из всех или есть что похуже? — проворчал Виктор.

— Ничто не сравнится с испытанием стихией Пустоты.

— Как это? — удивился Виктор.

— Ты все узнаешь в своё время, — ответил сихан. — Сведения об испытании ученик получает непосредственно перед испытанием. Правда, легенды говорят, что об испытании стихией Пустоты синоби узнают не от людей.

— А от кого?

— Это все, что говорится в древних свитках об этом испытании. Слишком мало тех, кто его прошел. И о них тоже никто ничего не знает. Я уже говорил тебе — не забивай голову лишней информацией. Сосредоточься на предстоящем. Оно потребует от тебя колоссального количества личной силы. Которого, кстати, у тебя нет.

— Ну хорошо, — выдвинул Виктор последний аргумент, до конца не желая мириться с мыслью, что все услышанное имеет место быть на самом деле. — А если драконы не вымерли, то где ж они сейчас? На всех-то поди озёр не хватит.

Сихан усмехнулся.

— Драконы живут во многих мирах. И если кому-то из них не хватит места, ничто не помешает такому дракону создать для себя еще один мир.

* * *

Оядзи Школы синоби-дзюцу клана Сумиёси-кай поклонился. Луч восходящего солнца, скользнув на его лысой голове, промчался дальше и утонул в глади озера, неподвижной и серебристой, словно ртуть.

Сихан Школы синоби-дзюцу клана Сумиёси-кай с достоинством поклонился в ответ. Церемонии подобного уровня проводились не часто, и каждое движение её участников должно было подчеркнуть значение происходящего.

— Считает ли патриарх искусства синоби, что его ученик готов к испытанию стихией Воды?

— Да, оядзи, — коротко ответил сихан. Вряд ли кто из присутствующих заметил бы, что эти слова дались ему с трудом.

— Тогда начнем, — громко провозгласил оядзи, облаченный в одежды сохэя — средневекового монаха-воина, поворачиваясь к лесу черных фигур, стоящих неподалёку.

Оядзи верил в магию чисел. Особенно в числа, приносящие удачу.

Вот она, счастливая цифра, не меняющаяся из века в век, — триста пятьдесят три человека. Опора и надежда клана.

И ещё одна чёрная фигура, стоящая сейчас впереди всех. Гайдзин, сумевший пройти все испытания и изменить счастливое число на прямо противоположное.

Почти все испытания!

В глубине души оядзи очень надеялся, что это утро станет последним для белой куклы, которая слишком быстро для человека училась искусству Воинов Ночи.

— Подойди!

Гайдзин повиновался. Но в его глазах не было смирения. Там не было вообще ничего, кроме Пустоты. Для которой, как известно, нет разницы между жизнью и смертью.

— До захода солнца на дне озера ты должен найти то, что не принадлежит никому, кроме тебя, — произнес оядзи ритуальную фразу.

Гайдзин медленно кивнул. Его глаза смотрели на старшего инструктора Школы, но вряд ли видели его. Пустота не может видеть. Потому что все сущее в мире есть Пустота.

Оядзи невольно посторонился, когда гайдзин шагнул вперед. Позже он не раз спрашивал себя — что заставило его тогда шагнуть в сторону, нарушив тем самым ритуал? И не находил ответа. Который знала его душа, но не хотел принимать разум…

Гайдзин дошел до покатого берега и, поджав ноги, сел на землю в двух шагах от кромки воды. Глаза всех участников церемонии были устремлены на него.

А он смотрел на воду.

Или, может, любовался восходом.

Хотя, вряд ли Пустоте свойственно самолюбование…

* * *

Мицу-но кокоро… Разум как поверхность озера. Состояние, когда нет ни мыслей, ни ощущений, как нет ни малейшей ряби на глади воды в безветренное весеннее утро. Лишь в этом состоянии можно увидеть истинный мир таким, какой он есть на самом деле. Такое видение мира по-японски называется «нёдзё». Но это всего лишь слово. Звук, рождающийся — и тут же умирающий, за которым нет ничего, кроме колебания воздуха. Тем, кто испытал нёдзё, не нужны звуки. Они беззвучно понимают друг друга. И легко узнают себе подобных среди толпы…

Для того чтобы видеть то, что происходило за его спиной, ему не надо было оборачиваться. Среди множества вытянутых светящихся коконов был лишь один, подобный ему. Виктор почувствовал, как этот кокон с ярким светящимся огоньком в середине послал ему толику своей энергии — и тут же закрылся, словно раковина.

Это был знак.

Теперь он знал, что нужно делать.