Нежить подняла руки, явно намереваясь схватить Первушу за горло, при этом не издавая ни звука. Паренек концом посоха ударил, как копьем, в лицо. Хрустнули кости, чавкнуло, из нанесенной раны хлынул гной. Первушу едва не стошнило от отвращения, но нежить лишь покачнулась от удара. Первуша вспомнил слова Коляды, что нежить нечувствительна к боли, не имеет разума. Убить ее можно, разрубив на куски или уничтожив в огне. Только разрубить нечем. Посохом можно наносить удары, ломать кости, но нежити это как слону дробина. С собой ни ножа, ни другого оружия.
Первуша бросился назад. Купец стоял на дороге рядом с узлом Первуши. Увидев бегущего к нему паренька, едва сам не задал стрекача.
– Да погоди! У тебя топор или длинный нож имеется ли?
– Есть топор, на передке телеги, под рогожей. Как же без топора? От татей защита, дров на костер нарубить.
– А что же против нежити не применил?
Купец плечами пожал.
– Жди, – бросил Первуша.
Нежить стояла там, где ее ударил парень, поводила в стороны руками. Не чувствовала человека, не знала, куда идти. Первуша обежал ее стороной, к телеге кинулся, руку под рогожу запустил. Нежить повернулась в его сторону, сделала шаг, другой. Где же топор? Первуша рогожу в сторону рванул, увидел топорище, ухватился. А запах мерзкой твари уже накатывает сзади. Повернулся резко, а нежить в трех шагах. О, какая прыткая оказалась. Первуша на телегу взлетел, ударил топором по протянутой к нему левой руке, отсек по локоть. Из обрубка гной зловонный сочится. А нежить ни звука не издала. Никаких эмоций! Вспомнил – нет у нежити чувств, как и боли не чувствует, тело-то мертвое.
Нежить еще шаг сделала. Первуша сверху топором по голове ударил, развалив на две части, как тыкву. Нежить в его сторону руку уцелевшую тянет, пытается схватить. Первуша и эту руку отсек. Соскочил с телеги, оказавшись слева и немного сзади от нежити, и пошел рубить. Удар за ударом следовал, куски мертвечины падали на землю, а стояла тварь! До самых стоп рубил, сам гнильем обрызгался. Остановился, когда мелкие куски остались. Топор отшвырнул. Мерзость, все провоняла. Одежду теперь на выброс, не отстираешь, и самому срочно вымыться надобно.
Крикнул купцу:
– Эй, как там тебя? Иди сюда.
Показался купец, в руке узелок Первуши. Идет с опаской. Встал в десятке шагов от телеги, нос зажал:
– Чем это так воняет?
– Нежитью. Можно не опасаться, порубил я ее на куски.
Купец поклон отбил:
– Благодарствую. Конь сгинул, зато я сам жив остался и товар цел.
Вот ешкин кот, кому что, а купец о товаре. Следующие слова Первушу поразили:
– Теперь должник ты мой.
– Окстись, купец! Я у тебя не занимал ничего. Телегу и товар спас, а ты про должника сказки рассказываешь.
– А то как же! Ты меня спас, ты теперь за меня в ответе. Прошел бы мимо – не должен был бы.
Первуша подумал – не свихнулся ли купчина? От пережитого ужаса и не такое может быть.
– Так ты на добро отвечаешь? – Первуша негодовал. А купец продолжает:
– Поможешь телегу с товаром до Ельца довлачить, в расчете будем.
От услышанного Первуша на несколько мгновений онемел. Потом сплюнул с досады. Делай после этого людям добро! Молча узелок свой поднял, к городу направился. Время уже далеко за полдень, скоро сумерки спустятся. Оставаться в зловещем лесу не хотелось. Купец понял его правильно, догнал, впереди встал.
– Сам посуди, лошадь пала, в товар я все деньги вложил. Что же мне в лесу – татей ждать?
– Попросил бы по-человечески – помог.
– Тогда прошу – подмогни. А я тебе новую рубаху и штаны. От тебя смердит за версту, в город стражники не пустят.
Последняя фраза купца Первушу остановила.
– Ладно, будь по-твоему.
Купец сноровисто снял с лошади хомут, отсоединил постромки. Сам взялся за оглобли.
– Толкай сзади.
Первуша узелок с книгами положил в телегу, уперся сзади. Купец в телегу камни уложил? Показалось – тяжела телега. Да и то сказать – два человека не лошадь, у той силы за пятерых, но пошла понемногу телега, а потом и вовсе легкий уклон. Едва успевали ногами перебирать, телега к речке скатилась. Купец кричит:
– Давай с ходу брод преодолеем. Потом я придержу, а ты камень ищи, под колесо сунь, чтобы назад не скатилась.
Разбежались, фонтан брызг, выскочили на другой берег. Купец за оглобли ухватился, от натуги покраснел. Первуша булыжник увидел, подхватил, под колесо сунул. Тут же толстую ветку узрел, ее под другое колесо определил.
– Отпускай.
Купец отдувается. А Первуша одежду скинул, в кусты зашвырнул, уж больно запах от него противный. Обмылся, песком тело продрал. Вода холодная, а деваться некуда. Выскочил на берег нагишом.
– Ты одежу новую обещал.
Купец в телегу полез. Лицо такое, как будто от себя последнее отрывает. Но обещание исполнил. Протянул рубаху беленую льняную и порты с гашником. Первуша натянул быстро. Другое дело, человеком себя почувствовал. А купец нудит:
– Елец-то за пригорком, рукой подать. Давай поднажмем, дома ночевать будем.
Снова телегу толкали. Уже у ворот стражники остановили:
– Поздей, ты почто без лошади?
– Пала, вот добрый человек помог дотолкать.
– Товар везешь?
– Знамо дело.
– Мыто давай.