Ученик колдуна

Так и убежала, с улыбкой от уха до уха, в глазах веселье, радость. Дед на лавку уселся.

– Ты прости меня, Первуша!

– Да за что, деда?

– Поначалу испугался – чернокнижник ты.

Чернокнижниками называли черных магов. Все заклятия по иноземным книгам читали, жизненные силы из людей вытягивали, зло творили. Вот и дед, увидев у Первуши две книги, так же подумал.

– Потом решил – обманщик, добром поживиться хочешь, так и добра-то нет. А ты вон, можно сказать, внучке отныне всю жизнь изменил. Эх! Давай медовуху допьем! Повод-то какой!

В кувшине болталось не так много. Шигона разлил по кружкам. Дед пожелал внучке счастья, выпил. Первуша тоже пригубил немного. Дед как-то быстро захмелел.

– Вот скажи на милость, что за книги у тебя?

Дались ему эти книги!

– Библия и молитвослов, – немного соврал Первуша.

– И только? Священные книги. Мог бы читать, не подумал на тебя дурного.

У калитки послышались голоса. Мужчины вышли на крыльцо. Дед ахнул.

За забором – внучка, лицо счастливое, рядом три парубка любезничают. Дед Первушу локтем толкнул:

– Сколь живу, такого не видел. Удачу ты в мой дом привел! За внучку теперь спокоен, мужа себе найдет. А то как же? Вот помер бы, а она сиротой осталась. Без мужа бабе не выжить.

– Шигона, рано тебе помирать, еще правнуков увидишь.

Замуж в деревнях выходили рано, в пятнадцать-шестнадцать лет. Если девушка замуж до двадцати не выходила, считалась переростком, старой девой. И дальше шансов было немного. Парни, заметив, что за ними наблюдает Шигона, быстро ушли. Зоряна прямо порхала, лучилась. М-да, для молоденькой девушки лицо значит много, если не все.

Первуша и доволен своей работой, и огорчен. Он свое дело сделал, завтра уходить надо из гостеприимного, но бедного дома. Лишний рот для деда – нагрузка. Вечером книги – единственную ценность, память о Коляде – в узелок сложил, что Зоряна дала. Лучше за плечами нести, чем за пазухой.

Когда стемнело, стук в комнату раздался. Вышел Шигона посмотреть, кого нелегкая принесла. Вернулся быстро.

– Зоряна, тебя кличут, выйди.

– Кто?

– Сразу не отгадаешь – Матрена.

– Это какая же?

– Да жена Нифонта, купца.

– Ой!

Зоряна выбежала. Шигона недоумевал. Зачем внучка понадобилась Матрене? Никогда она в их избе не была и дороги к хозяйству Шигоны не знала. О чем женщины шушукались – неизвестно, только, вернувшись, Зоряна попросила Первушу выйти. На крыльце, чтобы дед не слышал, прошептала в ухо:

– Купчиха-то о моем исцелении прослышала, прибежала узнать, кто помог. Прости, не удержалась я, на тебя и показала.

– Она что, больная?

– Здоровая, как лошадь. Сынок у нее младший болящий.

Не нанимался Первуша все село пользовать, ему завтра уходить. Но ждет женщина, неудобно, уж выслушать можно, отказать вежливо. Подошел к воротам. Купчиха за калиткой ждет терпеливо. Не привыкла ждать, наемные работники бегом бросаются указания исполнять. А только гордыню смирить пришлось, заезжий знахарь ей не подвластен.

– Добрый вечер, Первуша, – первой поздоровалась купчиха.

Хм, от Зоряны имя узнала уже.

– И тебе доброго здоровья, Матрена.

– Беда у меня. Младшому семь годов всего, да колченогий. Два года как упал неудачно. Подвернул или сломал чего, не ведаю. Отлежался, ходить стал. Мы с мужем успокоились, а у него нога эта расти перестала, левая растет, как положено, а правая такой же осталась. Хромать стал, на улицу выйти стесняется, мальчишки калекой кличут, не играют с ним.

Первуша засомневался в том, что помочь сможет. Наговоров таких Коляда не говорил, хотя не исключено, что знал. Думал учитель – время еще не пришло. А теперь уже не придет никогда. Женщину жалко стало. Даже не столько ее, как мальчугана.

– Пойдем посмотрим.

– Вот спасибо!

– Рано благодарить, я еще не знаю, смогу ли помочь.

Дом купца разительно отличался от избы Шигоны. Деревянная изба-пятистенка под круглой крышей, крытой деревянными плошками. Ворота крепкие, забор добротный, за забором двор каменьями устелен, в любую погоду грязи нет. Сразу чувствовался достаток. Купчиха вперед забежала, с поклоном двери открыла. Сени большие, сам купец дверь в дом распахнул. В красном углу иконы висят. Первуша к ним повернулся, перекрестился, поклон отбил. Увидел боковым зрением, как купец кивнул удовлетворенно. Первуша точно знал, что крещен, крестик на веревочке на шее висел. Ходил ли в церковь с родителями – не помнил, но при Коляде не посещал. Купец сам повел Первушу в детскую. В комнате масляный светильник горит, тоже признак достатка. В бедных домах лучиной пользуются, где столько масла набрать? Оно потребно для еды. Ночью спать надо, а не глаза портить.

На кровати лежал худенький мальчуган. Первуша в ногах у него уселся.

– Добрый вечер, дяденька! – поприветствовал мальчонка.

Первуша едва не расхохотался. Какой же он дяденька?

– Рассказывай, дружок, что беспокоит.

– Знамо дело – нога. Не хочет расти.

– Встань на пол ровно.