Ученик колдуньи

— Но ведь больше не с кем, — Гвендолин пожала плечами и несмело присела на рухнувшую потолочную балку. Она видела, как колдунья тщетно силится вернуть привычные манеры поведения: резкость, безапелляционность, гневливость и надменность, — вот только горе от гибели морских питомцев, кажется, подкосило ее не на шутку: лишило самообладания, нарушило все мыслимые границы субординации, обессилило и опустошило. Перед Гвендолин вдруг очутилась не жестокая, величавая и мстительная устроительница кровавых состязаний на арене, не страшная колдунья, водившая дружбу с божествами и духами со всего мира. Перед ней сидела измученная, несчастная женщина.

— Бесполезно, — сказала Кагайя, глядя куда-то сквозь девочку. — Пустая болтовня.

— Ничего подобного…

— Мне восемьсот тридцать два года! — рявкнула ведьма. — Поздновато для романов, не находишь? И не делай вид, будто тебя тревожат мои душевные терзания.

— Они тревожат всех в этом мире, потому что от них зависят жизни людей.

— Люди — мусор, — с отвращением выплюнула Кагайя.

— Даже Дориан?

— Для него я — древняя старуха. Он прекрасно знал, для кого варит зелье молодости. В любом случае, у него нет интересов, помимо высших сфер и глубин мироздания.

— Это его слова? — спросила Гвендолин. — Или ваши догадки?

— Это реальность.

— И вы не допускаете мысли, что можете заблуждаться? Я всю жизнь считала колдовство сказками, а духов и языческих чудовищ — плодами больной фантазии. Пока воочию не убедилась в существовании того и другого. Может, и вам для начала стоило бы поговорить с самим Дорианом?

— Учить меня вздумала?

— Вы сами лишили себя надежды! — выпалила Гвендолин. — Вы все решили за Дориана. Вы насочиняли себе препятствий, потому что однажды уже получили отказ и боитесь получить снова.

Ведьма поднялась с опрокинутого стула, грозно выпрямилась, и Гвендолин сжалась под ее гневным взором.

— Подумаешь, восемьсот лет, — выдавила она упрямо, не желая замолкать. — Мама всегда говорила, что любят не за что-то, а вопреки.

— Я ни перед кем не собираюсь унижаться, — холодно произнесла Кагайя. — Я уже потеряла больше, чем могу вынести. Неужели этого мало? — Она обвела руками разруху и с болью остановила взгляд на своих морских любимицах. — Они были достойнее иных людей. И они… любили меня безвозмездно…

— Почему же вы так не можете? — с вызовом спросила Гвендолин, прекрасно понимая, что напрашивается на неприятности. Если ведьма психанет, не сносить ей головы. — Самоотверженно, без претензий на взаимность. Он ведь хороший, Дориан. Ему не нужно ни ваше могущество, ни власть над миром, ни этот замок, ни прислуга, ни колдовство. И ваша молодость и красота тоже не нужны. Ему нужна душа, а она у вас черная. Вы людей убиваете, — на глазах выступили слезы. — Разве так поступают те, у кого есть сердце?

— Конечно, нет, — тонкие, бледные губы колдуньи дрогнули. Болезненная улыбка словно изломала их, до того не к месту она пришлась на этом идеальном, похожем на восковую маску лице. — Те, у кого оно есть, так не поступают.

Кагайя замолчала. Гвендолин смотрела на нее широко раскрытыми от неожиданного осознания глазами.

— Сердце, — выдохнула она. — Это ваше сердце в том сосуде!

— Гляди, какая сообразительная, — едко бросила ведьма, не прекращая кривить рот. — И когда же ты успела все разглядеть?

— Но зачем?.. Как?.. Почему вы просто не вернете его?!

— Не слишком ли много вопросов для гнилого отребья? — Кагайя высокомерно вздернула подбородок. Ее явно посетило секундное вдохновение размазать нахалку по грязному полу. — А впрочем, шут с тобой. Его выкрал мой предшественник, мечтавший получить несравненное могущество, свергнуть нас с сестрой и единолично править миром. Разумеется, я свое вернула, вот только к тому времени оно мне стало уже ни к чему. Я прекрасно научилась обходиться без него. Сердце… Кому оно нужно? Кому вообще нужны страдания? Скажешь, ты отказалась бы от возможности навек распрощаться с душевными муками? С болью? С сомнениями? С рыданиями над дохлым драконом?

— Такой ценой? Отказалась бы. Уж лучше рыдать, зная, что твое к тебе вернется, чем не рыдать и не ждать ни от кого ни любви, ни благодарности.

— Дура безмозглая.

Гвендолин не нашла, что возразить. Доводы кончились. Удивительно, что она до сих пор не присоединилась к Галиотис и Тридактне. Похоже, ведьма и впрямь рехнулась: изменила собственным привычкам косить людей направо и налево. А может, просто заленилась расходовать на Гвендолин чары.

Плывущая чернильная каша над головой с минуты на минуту грозила опуститься на ведьмину макушку. Ветер легонько раздувал черные локоны, метущие пол.

Неожиданно осколки стекла громко хрустнули под чьим-то ботинком.

Гвендолин оглянулась.

Пригибаясь, как солдат под обстрелом, вытаращив глаза на водоворот хаоса и приглаживая буйную копну огненных волос, на руинах кабинета возник Дориан.