Ученик колдуньи

И окунулась в кромешный мрак. Ни единой лампы, ни крошечного просвета. Ослепшая, она пошарила ладонями вокруг, нащупывая стены. И как теперь быть? Вернуться, не солоно хлебавши? Не искушать судьбу, блуждая по лабиринту этажей и залов, до которых еще нужно добраться в глухой тьме? Отступить, перетрусив быть разоблаченной замковой прислугой, Коганом или самой Кагайей? Или рискнуть: пуститься на безнадежные поиски того, неведомо чего, там, неведомо где? Она ведь не имела ни тени представления о местоположении комнат Айхе. На что она вообще рассчитывала, глупая?

Разрываясь между вздорной храбростью и черным отчаянием, Гвендолин поднялась на пару ступеней. И тут кто-то схватил ее крепко и властно — не вывернешься, — и ладонь зажала рот прежде, чем с губ сорвался испуганный вопль. Сквозь грохот сердца донеслось:

— Тихо! — чужое дыхание ударилось в ухо. — Это я.

Гвендолин обмякла, отпустила запястье руки, перекрывшей кислород.

— Айхе? — пискнула она, едва освободившись. — Зачем так пугать? Мог же просто позвать.

— Тс-с! Вот потому! Здесь даже у стен уши. Держи меня за руку, пойдем.

— Куда?

Он не счел необходимым отвечать. Лампы при нем не было, и продвигаться пришлось в густом мраке. Терпеливо и осторожно, где надо подсказывая, где надо помогая, Айхе повел ее вверх по лестнице. Цепляясь за его горячую сухую ладонь, Гвендолин преодолела, наверное, добрую сотню ступеней.

— Сюда.

Тихий скрип громовым раскатом прокатился по стенам и потолку и утонул в недрах замка. Протиснувшись в дверной проем, Гвендолин ожидала света, простора и удобств, присущих покоям ученика колдуньи. Однако, обернувшись, с удивлением обнаружила за спиной шершавую стену, а по бокам — нагромождение рабочего инвентаря: метел, швабр, ведер, кадок, тазов, котлов и инструментов, чье назначение выяснять не было ни времени, ни желания. Айхе плотно закрыл за собой дверь, шепнул непонятные слова, накладывая чары, и повернулся. На его ладони затлела голубая искорка, скудно освещая тесную-претесную каморку, в которой двоим едва хватало места среди старого хлама.

— В замке Кагайя может отслеживать любые разговоры и перемещения, — объяснил Айхе. — Я догадался об этом, когда не получилось защитить тебя от Левиафана. Надеюсь, чулан для инвентаря ее не заинтересует, и мы сможем спокойно поговорить, но я на всякий случай прикрылся чарами невидимости.

Он подпер спиной дверь: напряженно собранный, почти бесстрастный. Обморочный свет раскрасил голубым его изнуренное лицо, исчерканное тенями от взлохмаченных волос, а черные глаза оказались близко-близко: усталые, глубокие, тревожные.

— Как ты догадался?..

— Что придешь? Ну, это совсем легко. Ты ведь была у моста и видела Аргуса. Как он тебе, кстати? Достойный соперник, или так, на полтора удара?

Гвендолин нахмурилась — Айхе откровенно ерничал.

— Это языческий бог, — серьезно напомнила она. — Боюсь даже предположить, какой силой он обладает.

— А я, по-твоему, червивое барахло?

— Нет. Но против божества…

— Ну-ну, договаривай.

— Ты ведь можешь погибнуть.

— Так и знал, что начнешь пророчествовать. Ты Дориану, случаем, не родственница?

— Не паясничай!

— Совсем в меня не веришь, да? — в его голосе прозвучало разочарование, и Гвендолин захотелось разубедить его, ободрить, утешить. Вот только явилась она сюда не затем, чтобы подпитывать его самолюбие лестными — и ложными — надеждами.

— Я верю в твои способности, — твердо сказала она. — В колдовской дар и в результат тренировок. Но боюсь, этого результата может не хватить для победы над богом.

— Тогда тебя ждет сюрприз, — высокомерно заявил Айхе. — И Кагайю тоже. Ведьма уверена, будто я ни на что не годен, кроме добывания всяких мерзостей для ее колдовства. С тех самых пор, как я поступил к ней в ученики, она пичкала меня лишь бытовым волшебством. Как создавать свет или погружать во тьму, как отнимать и возвращать память, становиться невидимым, отводить глаза, запутывать, подчинять чужую волю, увеличивать или уменьшать вещи, склеивать разбитое, чинить изломанное — в общем, самые примитивные вещи.

— Это когда у тебя руки голубым сияют?

— А ты наблюдательная, — удивился Айхе. — Это синий уровень. Существует ещё зеленый, целительский. Вообще, искусство врачевания — очень большой и трудоемкий раздел магии. Царапину залечить, много сил не требуется, но сломанные кости, внутренние кровоизлияния, лихорадка или мор — тут моих умений не хватит. Кагайя обучает меня всему понемножку, чтобы я, вроде, и без дела не болтался, и в то же время ничего толком не постиг.

— А желтый уровень? — Гвендолин заинтересовалась против воли. Не о том, ох, не о том следовало беспокоиться.

— Превращения, распознавание чужих масок. Способность отличать настоящего волка от оборотня, человеческую женщину — от гарпии, — Айхе чуть иронично усмехнулся, явно припомнив Гвендолин недавнюю сцену ревности.

— И в чем же разница? — с вызовом осведомилась та.

— В запахах, — он качнулся вперед, заставив ее отпрянуть. — От оборотней разит зверем, чье бы обличье они не приняли.