Ученик убийцы [издание 2010 г.]

— Когда я… Теперь, когда я стала носить юбки, мой отец отдал мне вещи моей матери. Когда была девочкой, она работала горничной и там научилась грамоте. У меня есть несколько исписанных ее рукой табличек. Мне бы хотелось знать, что там написано.

— Попробую, — повторил я.

— Мой отец в лавке.

Больше она ничего не прибавила, но что-то в том, как ее сознание отзывалось во мне, сказало мне достаточно.

— Я должен принести писарю Федврену две восковые свечи, — напомнил я. — Мне попадет, если я вернусь без них.

— Не показывай, что мы хорошо знакомы, — предупредила Молли и открыла дверь.

Я последовал за ней, но не сразу, как будто мы лишь случайно оказались у дверей лавки в одно и то же время. Но моя предосторожность оказалась излишней. Отец Молли крепко спал в кресле у очага. Я был потрясен переменой в нем. Он и прежде был худым, но сейчас превратился в настоящий скелет. Кожа на его лице сморщилась, как печеное яблоко. Уроки Чейда не прошли даром. Я посмотрел на ногти и губы этого человека и, даже стоя на другом конце комнаты, понял, что долго он не протянет. Вероятно, он больше не бил Молли, у него просто не было на это сил. Молли сделала мне знак, чтоб я не шумел. Она исчезла за занавеской, отделяющей их жилье от магазина, предоставив мне осматривать помещение лавки.

Это была приятная комната, небольшая, но с более высоким потолком, чем в большинстве домов Баккипа. Я подозревал, что лавка выглядела такой опрятной и уютной только стараниями Молли. Приятные запахи и мягкий свет плодов ее ремесла. Свечи висели на штырях специальной вешалки попарно, соединенные длинными фитильками. Толстые практичные свечи для кораблей были сложены на полке. Среди всего прочего даже были выставлены три глазированные глиняные лампы для тех, кто мог это себе позволить. Кроме того, на полках стояли горшки с медом — естественный побочный продукт пчелиных ульев, которые Молли держала на заднем дворе лавки, чтобы собирать воск для своего лучшего товара.

Потом снова появилась Молли и сделала мне знак следовать за ней. Она подошла к столу, поставила подсвечник и положила рядом пачку табличек. Потом снова выпрямилась и поджала губы, как будто сомневалась, разумно ли то, что она сделала.

Таблички оказались такими, какие делали много лет назад: простые деревянные пластинки, вырезанные вдоль волокон и отшлифованные песком. Аккуратно выписанные буквы были для лучшей сохранности покрыты желтоватым смоляным лаком. Всего было пять великолепно написанных табличек. На четырех из них был точный перечень травяных рецептов для лекарственных свечей. Я начал тихо читать Молли рецепты, а она старалась запомнить их наизусть. Дойдя до пятой таблички, я замялся.

— Это не рецепт, — сказал я ей.

— Что же это? — прошептала она.

Я пожал плечами и начал читать:

— «В этот день родилась моя Молли Задорный Носик. Миленькая, как букетик цветов. Чтобы облегчить ее появление на свет, я зажгла две тоненькие свечки из восковницы и две чашечные свечи, куда для аромата добавила два пучка маленьких фиалок, какие растут у мельницы Доуэла, и одну пригоршню очень мелко порубленного красного корня. Пусть она поступит так же, когда придет ее время носить ребенка, и тогда роды ее будут такими же легкими, как мои, а плод их таким же прекрасным. В это я верю». — Это было все, и когда я дочитал, воцарилась тишина.

Молли приняла последнюю табличку из моих рук и очень долго смотрела на нее, как будто читала что-то. чего мне не дано было увидеть. Я переступил с ноги на ногу, и шарканье напомнило ей о моем присутствии. Молча она собрала все свои таблички и снова скрылась за занавеской.

Вернувшись, Молли быстро подошла к полке, сняла с нее две длинные восковые свечки, а потом шагнула к другой полке и достала две толстые розовые свечи.

— Мне только нужно…

— Шшш. За это платить не надо. Свечки с душистыми ягодами принесут тебе спокойные сны. Я очень люблю их и надеюсь, что тебе они тоже понравятся.

Голос Молли был полон дружелюбия, но, когда она положила свечи в мою корзинку, я понял, что она ждет, чтобы я скорее ушел. Тем не менее она подошла со мной к двери и тихо открыла ее, чтобы не разбудить отца.

— До свидания, Новичок, — сказала она и наконец улыбнулась мне по-настоящему. — Задорный Носик! Никогда не знала, что она меня так называла. На улицах все звали меня Расквашенный Нос. Наверное, старшие знали, как меня звала мать, и думали, что это смешно. Но потом они, скорее всего, забыли, что меня когда-то звали по-другому. Что ж. Я не обижаюсь. Теперь оно у меня есть. Имя, которое дала мне мама.

— Оно тебе очень идет, — сказал я во внезапном приступе галантности.

Молли удивленно посмотрела на меня, щеки мои вспыхнули, и я кинулся прочь от двери.