Ученые досуги Наф-Нафа

Во времена блистательного Версаля ничего более масштабного с точки зрения стиля не происходило, хотя конкуренция была огромная в лице имперских дворов Европы, а особенно со стороны голландской живописи подпитываемой из увесистых кошельков стремительно богатевших на торговле бюргеров.

Всех превзошла версальская роскошь. Собранные в огромном количестве таланты ваявшие дворцы, сады и парки, фонтаны, мебель, картины и гардины, ювелирные украшения, костюмы, фейерверки и увеселения, изящную музыку, балет и театр задали всемирную моду когда самой лестной похвалой столице или имению некого принца крови оказывалось определение «второй Версаль». Стилю Версаля подражали все цивилизованные дворы мира, и пресловутая «богема» зачата именно в тени той роскоши во многом переняв свободные придворные нравы.

Нравы придворные всегда «распутны», но Государство смотрит на них сквозь пальцы. Свои же люди. Государственная служба «тяжела и опасна», требует большого душевного напряжения, снять которое можно и разгулом. Пусть так выходит пар иначе перегретый котел может взорваться заговором. Разгул не богемный в угаре вечно что-то созидающая и созидающая неподконтрольно. Художники своими творениями должны насаждать имперское величие и высокую мораль, славить исторических героев и теперешних политических деятелей, не впадая в противоправительственные и антигосударственные вольности, чуждаясь вольности нравов и всякой «свободы искусства». Sub specie rei publicae[105] и никак иначе, поскольку для Государства искусство мощный поток, который необходимо направлять в нужное русло. Всякое хаотическое роение как проявление Хаоса потенциально разрушает иерархию, следовательно, подрывает само Государство, покушается на его основы и устои. «Свобода может быть лишь там, где разрешена». Vivat цензорам! Vivat Lex Heinze![106]

Брезгливо не принявших золотое ярмо государственного культпросвета то же государство продолжает кормить если не с рук, то из кормушки. Голодный художник — «злой гений», сытый — гений самодовольный. Частный покупатель редок, а расписывать стены и рисовать аршинные плакаты вы не желаете. Что ж! хоть соблюдайте правила игры. Государственные музеи распахивают свои объятья скупая пейзажи и натюрморты, анималистику, жанровые и фольклорные сценки, портреты, исторические полотна. Издательства заказывают графику и книжную иллюстрацию, размещают заказы на лирику поэтов, романы «про жизнь» в подражание классикам, сборники юмористических рассказов, разнообразных писаний для детей, переводы, сказки. Даже газеты и журналы не прочь заполнить свои «подвалы» добротно прописанной беллетристикой, фельетонами, очерками. На жизнь, «на хлеб с маслом» хватит подавляющей массе художников-писателей, что желает жить сообразно представлениям о материальном достатке «духовной элиты» не желая при этом пачкать совести и рук. Пусть себе чешут языки на кухнях или на верандах дач, костеря существующие порядки. Своим «четным заработком» они, возможно, делают больше чем набившие оскомину пропагандисты: создают иллюзию нормальной жизни, в том числе и культурной, навевая на обывателя покой, и столь необходимое тому чувство уюта. Хоть отчасти.

Империя в период экспансии самодостаточна в том числе в культуре, в «большом стиле», хотя достаточность ее динамична. Подобно магниту, империя втягивает богатства провинций, всего света, в том числе богатства культурные. Монолит начинает идти трещинами, внутри него разгорается культурная борьба. Наступает «спокойная» — «мудрая» фаза эклектизма, наслаждения богатством. Империя от жесткого насаждения имперского стиля может перейти к известному плюрализму. В начале славных дел «иное» невозможно, имперский стиль необходим для утверждения империи, то есть для стадий становления и развития. Наслаждение богатством предполагает процессы интимные, частные. Государство начинает смотреть сквозь пальцы на вольности художников, поощряя их в «экспортном» варианте. Но рано или поздно хаос вольности источит империю изнутри, она рассыплется оставив в память о себе громады имперских колоссов.

«Москва» — Система рухнула, но вновь и вновь ищет своего возрождения в официальных формах. Дело не в уровне таланта того или иного соискателя, дело в самом принципе. В системном подходе. Поскольку в каждом желании возродиться, в каждом массовом стремлении есть множество привлекательных сторон и положительных качеств.

Но так ли стремление к «большому стилю» присуще только имперскому? Закладывая новый монумент в уездном городе N, не проращивает в своей душе местный градоначальник семена его, посеянные властью, мня свой город пусть маленькой, но столицей?

«Нью-Йорк»

В расцвет движения битников, особенно в бурные 60-е казалось что новым «Парижем» станет Нью-Йорк. Еще бы! Одних художников в нем почти 100 000 (сто тысяч!). Париж никогда не мог похвастаться и половиной этого количества, не говоря о Москве под конец «застоя» набиравшей чуть более 8 тысяч художников и скульпторов считая «несоюзных».